Эти слова адмирала с командного мостика государственного корабля «Германия» вполне ясны. Так что памятная записка адмирала становится ключевым документом, который проясняет, какие давно известные понятия скрываются за всеми красивыми дипломатическими словами: германская политика военных целей, политика в отношении периферийных государств, «стратегия апельсиновой корки», политика инсургенизации, революционизация России, Брест-Литовская мирная политика, отдельный мир, сепаратный мир. Слова адмирала Хинтце делают понятным, что «кайзеровские миллионы» должны продолжать течь еще долго и после успешной Октябрьской революции, чтобы революция оставалась успешной — в смысле «германской восточной политики».
Открытые слова этой памятной записки германского адмирала и почти министра иностранных дел заставляют вспомнить ясные слова Ленина: «Высказать, что есть».
Но длинный язык Хинтце не нравится германским политикам — ни намазанным германо-национальным гуталином, ни более поздним, сталинистского окраса. Адмирал редко цитируется обеими сторонами, а если да, то лишь выборочно и в изуродованном виде. В этом случае тоже господствует временное ограниченное «совпадение исторических интересов» между правыми и левыми: лучше всего просто замалчивать все-не-удобные истины.
В качестве иллюстрации того, что придает столь забавную политическую окраску крепкой в выражениях честности Хинтце, упомянем лишь еще раз о том, что униженный в Брест-Литовске Иоффе становится по рекомендации Ленина первым большевистским послом в медленно распадающейся кайзеровской Германии и превращает старое почтенное императорское посольство на берлинской Унтер ден Линден, № 7 в единственную в своем роде большевистскую пропагандистскую крепость, куда он созывает к себе германских денежных инфантов, а также немецких революционеров, которые хотят вскоре свергнуть кайзера. Сейчас немецкие революционеры нуждаются в деньгах для пропаганды и акций. Теперь германские деньги снова текут из Москвы «назад», в известной мере для «революционизации кайзеровской Германской империи».
Под крышей здания посольства, на котором в центре кайзеровского Германского рейха по распоряжению Иоффе развевается красный флаг с серпом и молотом, германские промышленные магнаты и курьеры будущей Коммунистической партии Германии буквально вырывают друг у друга ручку двери. Одни говорят о торговых делах на Востоке, другие — о мировой революции на Западе. Иоффе прибывает из Москвы в Берлин с 14 миллионами марок и помещает деньги в германский Банковский дом Мендельсонов. Иоффе гордо сообщает в Москву о списке посетителей своего посольства: «Директор Дойче Банк навещает нас часто».
16 мая — Иоффе всего две недели в Берлине — крупповский директор Брун созывает деятелей германской тяжелой промышленности на встречу в Дюссельдорф, чтобы обсудить «проникновение английского и американского капиталов в Россию» и то, как этому можно противодействовать со стороны германского капитала. Такие люди с властью и именами, как Август Тиссен и Гуго Стиннес, излагают свои представления о том, как они хотят обеспечить свое влияние в России. В начале июня принимается решение о создании синдиката, который хочет приобрести влияние на российские транспортные предприятия. Идее чрезвычайно благоприятствуют просьбы Москвы к Германии об оказании помощи при восстановлении российских железных дорог. И Иоффе обрадованно телеграфирует о натиске германских банковских директоров на Москву в форме бесед о сотрудничестве и кооперации капиталов: «Мендельсон долго ожидал беседы, а Соломонсон трижды появлялся здесь под самыми разными предлогами».
Посетители буквально осаждают Советы деньгами, долгосрочными выгодными кредитами и рассчитывают на высокие прибыли.
На период пребывания Иоффе в роли посла приходится разработка столь важных для Германии дополнительных договоров к Брест-Литовскому миру, начавшаяся еще в бытность в Берлине Кюльмана. С германской стороны переговоры ведут руководитель правового отделения в Министерстве иностранных дел Криге, представитель Министерства иностранных дел в Прибалтике Надольный, торговец-импортер лейтенант Шлубах из Верховного командования сухопутных войск (OHL) и коммерции советник Литвин из Германского экспортного общества, урожденный русский. Через Литвина и Штреземана осуществляется информационная связь с полковником Бауэром, посредником между военными из OHL, Министерством иностранных дел и Рейхстагом. С российской стороны участвуют Иоффе и специальный посланник Красин. 28 августа, задень до покушения на Ленина в Москве и убийства шефа петроградской ЧКУрицкого, подписываются экономико-политические договоры между Советской Россией и кайзеровской Германской империей.
Наряду с этой важной торгово-политической деятельностью Иоффе, российский посол, энергично и терпеливо занимается революционной пропагандистской работой для свержения кайзеровской династии в Германии. Через год после своей высылки из Германии в качестве дипломата Иоффе с удовлетворением пишет:
«Советское посольство направляло и финансировало более 10 левосоциалистических газет… Естественно, полномочное представительство не могло ограничиться чисто «легальными возможностями» даже в своей информационной деятельности. Информационный материал охватывал много больше того, что печаталось и обнародовалось. Очень часто требовалось использовать парламентскую трибуну; материал передавался депутатам Рейхстага из фракции независимых социал-демократов, которые привлекали его для своих речей; таким способом он тогда все равно попадал в газету. Советское посольство, которое имело превосходные связи во всех слоях германского общества и агенты которого сидели в самых разных германских министерствах, было значительно лучше немецких товарищей информировано даже о том, что происходило в германской политике.
Конечно, российское посольство не могло ограничиваться в своей революционной деятельности информационной работой. В Германии имелись революционные группы, которые в течение всей войны вели в подполье революционную работу. Российские революционеры, имевшие в этой области больше опыта и больше возможностей, должны были действовать совместно с этими группами, что они и делали. Вся Германия была охвачена сетью нелегальных революционных организаций. Гер-майское правительство однажды обвинило русских в контрабандной доставке в Германию бунтарских изданий и с усердием, достойным более высокой цели, обыскивало за этим курьерский багаж, но ему никогда не приходило в голову, что то, что доставляло из России в Германию российское посольство, представляло лишь каплю в море по сравнению с тем, что с помощью российского посольства печаталось в самой Германии».
«Соперник» Иоффе в Брест-Литовске и на берлинских дополнительных переговорах Рудольф Надольный описывает деятельность Иоффе, которая в конечном итоге с неизбежностью приводит к его высылке из Германии. Надольный, в соответствии со своей функцией, дает оценку с точки зрения эксперта Министерства иностранных дел и Генерального штаба. Несколько опечаленный, он вначале признает: «Тем временем у меня были свои заботы с российским посольством. Генеральный штаб, [отделение] контрразведка, долго требовал высылки Иоффе, т. к. тот занимался только большевистской пропагандой, но он не мог представить доказательств этого. 3 ноября состоялось заседание в прусском Министерстве внутренних дел, где вновь прозвучало очень энергичное требование о высылке российского посла. Но привести доказательства его пропагандистской деятельности не удалось. Тут я рассказал господам, что недавно генеральный консул Брейтер в Петербурге потребовал винтовок для охраны генерального консульства. После этого ему были посланы 30 винтовок, упакованных в ящики. Когда они прибыли в Петербург на Варшавский вокзал и стали разгружаться, один ящик лопнул, и винтовки были обнаружены. Это, естественно, привело к изрядному демаршу Советского правительства. «У нас, конечно, никогда не лопнет ящик», — на этом я завершил свой рассказ».
Тем самым хитрый эксперт по России дает компетентным людям сигнал к маленькой «коллизии с ящиком», которую пресса мгновенно раздувает в настоящий шпионский спектакль, будто все внезапно ошеломлены подлинной деятельностью посольства Советской России в Германии, и тогда раздаются возмущенные протесты.