Кстати, Троцкий использует одиночное заключение, чтобы завершить свою теоретическую работу о «перманентной революции». Напротив, Гельфанд подавлен тюремной изоляцией. 22 августа 1906 г. его ссылают в Сибирь, в Енисейскую губернию. Несколько позже ему удается оттуда бежать. По настоятельному совету своих соратников он снова направляется в Германию и из Дортмунда продолжает свою теоретическую борьбу, опять издавая работы и комментируя текущую политику. Он вновь пишет для журналов «Форвертс» и «Нойе Цайт».
За два десятилетия своего пребывания в Германии Парвус-Гельфанд становится одним из самых читаемых теоретиков социал-демократии, он публикует массу статей, памфлетов, изложений принципиальных проблем, аналитических исследований, оказавших немалое влияние на политическую мысль и борьбу внутри социал-демократии, прежде всего в отношении России.
Но Гельфанд также впутался в крайне неприятный для германской социал-демократии инцидент: он становится виновником аферы вокруг пьесы «На дне» русского писателя Максима Горького. Писатель обвиняет Парвуса-Гельфанда, полномочного издателя его драмы «На дне» в Германии, что тот задолжал ему доходы на сумму около 100 тыс. марок. Деньги, в соответствии с договоренностью, должны были поступить в партийную кассу большевиков. Поскольку Парвус-Гельфанд пытается выиграть время сомнительными отговорками, взбешенный Горький обращается в партийный форштанд социал-демократов и рекомендует им расстаться с несолидным издателем Парвусом. Приходится создавать следственную комиссию в составе Бебеля, Каутского и Клары Цеткин. В 1908–1909 гг. проходят доверительные обсуждения, официально партийные массы практически не информируются. Именно поэтому распространяются естественные слухи. Дело остается невыясненным, и на Парвусе-Гельфанде остается пятно. После этого, в 1910 г., он из осторожности покидает Германию и скрывается от обстрела российской и германской сторон в Вене. Афера с пьесой «На дне» становится для Гельфанда предупредительным сигналом в отношении всех его последующих денежных махинаций, где будут фигурировать намного более крупные суммы.
Из своего «морального убежища» в Вене Гельфанд с большим интересом наблюдает за событиями в Османской империи, которые приводят ко все возрастающей напряженности в самой Турции и на Балканах в целом. Гельфанд непременно хочет попасть в Константинополь, непосредственно в центр кризиса. В ноябре 1910 г. он прибывает в турецкую столицу.
Со своим острым чутьем на выгоду Гельфанд анализирует политические и экономические ограничения, возложенные на Османскую империю неравноправными договорами с европейскими великими державами и крупным континентальным капиталом. Он разрабатывает концепции избавления Турции от этих тисков, и турецкое Министерство финансов реагирует с воодушевлением. Это производит впечатление даже на другую сторону, директоров Дойче Банк в Берлине. Влиятельные вожди прогрессивного движения младотурок поддерживают Гельфанда и в 1912 г. назначают его редактором по вопросам торговли популярной ежедневной газеты «Тюрк Юдрум» — подходящий пост для обнародования новых политических и экономических идей. Гельфанд вырастает до роли уважаемого финансового советника турецкого правительства.
Тем самым, наконец, наступает момент, которого Гельфанд страстно ожидал: теперь он сам вступает в деловой мир как деловой человек. Он учреждает банк, торгует древесиной и железом, машинами из Германии, зерном из Одессы. Прежние контакты оказываются чрезвычайно полезными. Гельфанд действует очень ловко, и никто не может доказать, какую личную прибыль он получает от снабжения оружием и амуницией турецкой армии, находящейся в процессе модернизации.
Дела идут настолько хорошо, что Гельфанд уже через два года, когда начинается Первая мировая война, может причислить себя к кругу миллионеров. Это побуждает его предпринять все, чтобы убедить турецкое правительство и влиятельные военные круги вступить в большую войну. Что позволило бы ему, с его новыми связями в мире денег и оружия, рассчитывать на еще гораздо более крупные сделки. Политическое оправдание тут же находится. С учетом прогерманской позиции турецкой политики совместный военный поход против царской России был бы только логичен и после разгрома царской империи принес бы кайзеровской Германской империи, как и Османской империи, крупные территориальные и экономические выгоды. Его аргументам в Константинополе и Берлине едва ли кто-то может противостоять.
Правда, более трезвые турецкие политики предлагают взять некоторое время на обдумывание, аргументируя тем, что турецкая армия вооружена еще недостаточно современно, а транспортные магистрали находятся в катастрофическом состоянии. Гельфанд соглашается, ведь это дает ему возможность заняться модернизацией железной дороги и организовать поставку еще большего количества вооружения. Кроме того, он будет снабжать столицу все большим количеством зерна. Все это — прибыльные занятия!
Его прибыли растут, он становится мультимиллионером. Позднее он скажет, что реализовал в Турции свою мечту о богатстве. Правда, то, как другие прямо и верно говорят, что он нажился на войне, не доставляет гордости ему, социал-демократу.
Он носится с идеей вторжения с турецким добровольческим экспедиционным корпусом — о его вооружении и оснащении он, разумеется, позаботится сам — в пределы Украины. Первые части уже сформированы в Константинополе, но тут история с экспедиционными полицейскими войсками становится достоянием общественности. Приходится трубить отбой.
Эта небольшая неудача — для Гельфанда лишь мазок на его пестрой палитре политических идей по поводу сокрушения царской империи — его не огорчает и ни в коей мере не обескураживает. Его концепция богата нюансами, у него на уме более крупные дела.
Его новейшая идея выглядит просто фантастикой: он хотел бы помочь создать своего рода двойственный союз пруссачества и большевизма. «Прусские штыки и кулаки российских пролетариев», объединенные в совместной борьбе против царского государства, — вот его великая идея. Гельфанд должен донести эту грандиозную идею туда, где она не только дойдет до ушей, но и может быть реализована.
В 1915 г., сразу же после Нового года, Гельфанд осторожно и со всем почтением зондирует почву у германского посла барона фон Вангенгейма. 7 или 8 января посланник кайзера выслушивает его. Услышанное поражает дипломата, и в связи с политически деликатным содержанием он, вместе с телеграммой № 70 от 8 января, срочно направляет сообщение о беседе в Министерство иностранных дел в Берлин.
Гельфанд хорошо подготовился к аудиенции. Он позволяет себе детально изложить свои мысли о совпадении текущих целей войны германского правительства с целями российских революционеров — хотя и по совершенно разным историческим мотивам — в своего рода плане действий.
Посол фон Вангенгейм сообщает в депеше в Берлин и свое мнение, что Гельфанд в последнее время оказал в Константинополе очень полезные услуги и отправится в Берлин, чтобы быть там наготове для бесед.
Уже 10 января статс-секретарь фон Ягов просит соответствующего унтер-статс-секретаря Циммермана как можно быстрее принять д-ра Гельфанда в Министерстве иностранных дел.
Из Большой ставки командования с более подробными инструкциями о беседе направляется в Берлин д-р Курт Рицлер, ведь в конечном итоге столь далеко идущие планы должны быть продуманы и в Генеральном штабе.
Гельфанд может считать свою первую беседу в Константинополе пропуском в большую политику. Он, новообогатившийся деловой человек, внезапно ощущает, что в качестве центральной посреднической фигуры в рамках крупномасштабной тайной игры между двумя великими державами Европы действительно может получить власть. — Доктор Александр Гельфанд едет в Берлин в состоянии эйфории.
Беседа в столице Рейха происходит в конце февраля. При этом выясняется, что сначала опять-таки необходимо решить неотложную личную проблему, касающуюся статуса иностранца у представителя враждебного государства, с которым кайзеровская империя находится в состоянии войны. Быстро и безо всякого шума. И секретные акты Политического архива Министерства иностранных дел подтверждают намерение срочно отменить первоначально запланированную немедленную высылку российского эмигранта д-ра Израиля-Александра Лазаревича Гельфанда-Парвуса в случае его въезда в Германию. Тут приходится собственноручно подключиться Рейхсканцелярии в лице господина унтер-статс-секретаря. В ответ министр внутренних дел уже 12 марта сообщает об исполнении: