– Ладно, – сказал я, приободряясь и забирая деньги. – Поймаю такси или попутку.
Я вышел на мостовую, а он сразу отъехал. Через минуту огней его «БМВ» уже не было видно.
Вернувшись домой, я принял тёплый душ и завалился в постель с таким наслаждением, какого давно не испытывал. Нежно обняв подушку, успел только подумать, что скоро рассвет и надо б задёрнуть штору…
4
Чудилось, я на четвереньках выбираюсь из трясины и мне не за что ухватиться. Наконец, осознал, меня не отпускал тяжёлый сон, а спальню заливает дневной свет. Быстро проясняющиеся воспоминания о ночных приключениях и разговорах не доставляли радости, и, переваривая их в голове, оставаясь в полудрёме, я с чистой совестью валяться ещё с полчаса. Легко было думать только о Вике, хотя вспоминал о ней без особых чувств, рассудительно оценивая мелочи общения и поступков. В её повадках и словах угадывалось сдерживаемое, дремлющее сладострастие. Оно, как джин в бутылке, ждало своего часа, готовое вырваться на волю и, пусть временно, творить самые невероятные безумства. Многообещающая барышня, забыть её нелегко, впрочем, забывать и не хотелось. Высказывания Ивана о ней, представлялись намеренно несправедливыми и подозрительными.
С такими мыслями я усилием воли заставил себя отбросить одеяло, подняться. Растёр пальцами виски, отыскал ногами тапочки и прошлёпал в ванную комнату. Лохматый тип в белых трусах и свободной майке приблизился к зеркалу над раковиной, и его заспанное недовольное лицо мне совсем не понравилось. Только получасовой бег по парку и тихим переулкам, затем горячий и холодный душ заставили меня изменить мнение об этом субъекте в лучшую сторону. Он начинал мне казаться привлекательным. Выбритое электробритвой лицо, обрамлённое ровно постриженными каштановыми волосами, вполне могло быть увековечено на обложке крутого детектива.
Яичница, индийский кофе и несколько бутербродов с российским сыром, который к своему удивлению обнаружил в холодильнике, подкрепили меня, и мои мысли обратились к предстоящим делам. Придвинув ближе телефонный аппарат, я набрал номер и, назвавшись, предупредил развязную девицу, что подъеду через полчаса. Не дожидаясь, пока она доложит об этом своему хозяину, я положил трубку и поставил регулятор громкости звонка на минимум. Когда уже был в прихожей, в спальне раздался приглушённый трезвон и чуть слышно затарахтел второй аппарат на кухне. Делая вид, что не обращаю на них внимания, я надел лёгкий свитер, выправил перед зеркалом воротник рубашки и в стенном шкафу отобрал тёмно-серый плащ, тот, который был поновее. Проверив ключи в кармане, вышел на лестничную площадку и мягко закрыл дверь.
Последнее время замок подводил, что-то в нём сломалось. Достаточно было сильно рвануть ручку на себя, и дверь открывалась. В сотый раз я клятвенно пообещал себе, сегодня же заменю паршивца таким, который будет надёжным и верным, как сторожевая собака. По привычке я спустился со своего третьего этажа лестницей. Внизу, против открытых створок лифта возился худой электрик в старой джинсовой куртке и застиранных тёмных брюках. Растрёпанные волосы его были с проседью. Русский работяга, каких легион. Снимая отвинченный щиток с кнопками, он остановил меня просьбой:
– Кусачки не подадите?
Измазанным пальцем он показал на раскрытый сундучок, в котором лежали инструменты и разный электротехнический хлам. Я выбрал небольшие кусачки, подал ему.
– К вечеру будете пользоваться, – заверил он меня. – Лифт не такой уж старый. В других домах только и делаем, что чиним. А где запчасти взять? Торгаши заводы скупили. Что им, лифты, что ли, нужны? Не страна, а жульё на жулье, да такие дураки, как я.
Мне нечего было возразить, и я промолчал, направился дальше. Открывая дверь подъезда, слышал, как он сплюнул в сердцах.
Голубой «шевроле» я купил по случаю, очень дёшево; у него барахлило сцепление. Но почти в стоимость мне обошёлся ремонт. Знакомый механик сработал на совесть. Уверял, что перебрал и отрегулировал всё, что нужно, и машина не подведёт, если к ней относиться по-человечески. Я старался следовать его совету, и «шевроле» пока, действительно, не подводил.
На этот раз я ехал к офису возле Садового кольца на встречу с чистопородным армянином. Из тех, кто голодные и плохо одетые приезжают в Россию, а через год-два уже владеют квартирами, дачами, ходят в кожаных куртках и белых носках, обзаводятся золотыми зубами и своим бизнесом, под которых они, как правило, понимают какие-нибудь воровские афёры. «Шевроле» катил в плотном хороводе других машин, а мысли, никуда не спеша и не суетясь, выплясывали в своём кругу. Мне почему-то вспомнилось, как ещё до горбачёвской перестройки знакомый грузин, весьма неглупый и интеллигентный, уверял меня, что абхазцы воры по природе своей. Они-де впитывают склонность к воровству с молоком матери. Если абхазец не украдёт чего-нибудь в течение дня, хоть чайную ложку из столовой, он не может заснуть, ему мнится, друзья и соседи не считают его мужчиной, у него падает потенция, способность к деторождению. И бороться с этой склонность, всё равно, что объявлять им геноцид, со всеми вытекающими последствиями и реакцией мировой общественности. Из всего этого мой знакомый грузин делал весьма пессимистический вывод: мы вынуждены закрывать глаза на пороки абхазцев и даже поощрять их ради размножения данного народа в соответствии с коммунистическими идеалами.