– А вы что хотите? Этих людей семьдесят лет приучали…
– Да-да, конечно. Однако как мы можем верить именно вашей программе? Не постигнет ли её та же участь, что и прошлые?
– На это отвечу только одно. Если бы я не верил в неё, не занял бы эту должность! Я не принимал в разработках прежних программ никакого участия и откровенно высказывался, что многие положения были неверными.
– Ну что ж. Будем надеяться, ваша программа действительно изменит положение дел к лучшему. Однако я разговаривал с серьёзными экономистами, журналистами, бизнесменами, и многие удивлены выбором приоритетов и тем весом, который придаётся им правительственными кругами. Некоторые мои собеседники подозревают, у части правительственных чиновников существует своя заинтересованность личного свойства.
– Ну, знаете ли, – посуровев, развёл руками гений экономической мысли. – Если подозревать правительство, надо разогнать Думу, Совет Федерации, подавить демократию и вернуться к диктатуре. Вы этого хотите? Я нет!
– Я тоже не хочу.
– Вот видите. Мы с вами не хотим, и большинство народа тоже не хочет.
– Хорошо, – согласился ведущий. – Давайте посмотрит с другой стороны. Создаётся впечатление, ваша программа не пользуется поддержкой всех правительственных кругов. Это так?
– Не буду отрицать. Все люди разные. На то и демократия, чтобы каждый имел право высказывать суждения. Однако, когда решение принято, его надо выполнять, потому что за ним большинство.
– Похоже на ленинский демократический централизм.
– А что вы предложите взамен? Я, надеюсь, у нас демократия, а не анархократия.
– Но ведь нынешний способ принятия решений и их выполнения насаждает анонимность и безответственность верхов власти, я имею в виду индивидуальную безответственность.
– Знаете, – широко улыбнулся экономический советник президента, – давайте вернёмся от теоретических словопрений к делам, волнующим телезрителей, к делам конкретным. Меня же вы не можете обвинить в желании избежать ответственности?
– Нет. Как раз в вашем случае всё наоборот. – Ведущий порылся в ворохе бумаг, лежащих перед ним на столе. – Я тут делал вырезки из газет и журналов… Все авторы статей так или иначе замечают, до сих пор у нас не было такого откровенного возложения ответственности на одного человека. Именно на вас. Я тоже подобного не припомню.
– Так это хорошо или плохо?
Улыбка господина Першица стала ободряющей. Я взял чашку, сделал глоток и принялся за последний бублик.
– Да как вам сказать. У меня лично создаётся впечатление… – ведущий для убедительности положил руку себе на грудь, – точнее сказать, возникает некоторое беспокойство. Вдруг с вами, не дай бог, что случится? Будет ваша программа продолжена? Или её противники в правительственных кругах возьмут верх?
– Ну, зачем же мы будем пугать наших телезрителей подобными предположениями. Я вполне здоров, это могут подтвердить врачи, как раз сегодня утром я проходил очередной профилактический осмотр. Так что давайте не заострять на этом внимания. По натуре я оптимист.
– И всё же?
Экономический советник президента посерьёзнел.
– Конечно, – он вынужденно согласился. – Конкретные дела делают конкретные люди. Трудно же всерьёз полагать, кроме Наполеона кто-то другой создал бы наполеоновскую Францию, даже если б смог воспринять все его идеи.
Ведущий глянул в камеру, и мне показалось, прочёл над нею невидимое зрителям замечание. Он опять повернул голову к собеседнику.
– С этим я согласен. Давайте на такой ноте подведём итоги. Во всяком случае, доверие к вашим целям налицо. Фондовый рынок действительно отреагировал на них однозначным доверием инвесторов. Я вместе со зрителями желаю вам успеха, которого так заждалась страна, заждались все мы, простые её граждане.
Першиц безмолвно и небрежно кивнул, и на экране плавно поплыли имена и фамилии участников и создателей передачи. Я досмотрел весь ряд ненужных мне сведений о людях, которых никогда не встречу, затем черноволосая молодая женщина сообщила, что повтор передачи будет на следующий день, в десять часов утра.
Дистанционное управление – удобная вещь, телевизор мигнул и погас. Бублики были съедены, всё хорошее, как известно, имеет свойство быстро заканчиваться. Я некоторое время сидел на диване и соображал, чем бы ещё развлечься, в смысле пожевать. Припоминая, что среди остатков былой роскоши, на кухне можно отыскать соломку, я нехотя поднялся со своего удобного лежбища. Нахально прозвеневший телефонный звонок приостановил меня у порога гостиной. Электронные часы показывали двадцать шесть минут двенадцатого – подходящее время для «совы», не обременённой проблемами дневной жизни. Под телефонные трели я вышел на кухню, открыл одну створку настенной полки, другую. Соломка, действительно, ещё осталась. Вынув пакет с ней, я поднял трубку.