– Теперь рассказывайте, почему сбежали из-под венца, – строго потребовала младшая из «ведьм», когда я откинулся на мягкую спинку стула, чувствуя, что поясной ремень хорошо бы незаметно распустить.
С сытым удовлетворением, как военачальник после недавней битвы, я оглядывал стол и начинал замечать в Вике милые и волнующие достоинства. У неё, оказывалось, были очаровательные ямочки в уголках губ, а сами губы без губной помады – нежные, чуть влажные и… в общем, можно было позавидовать сигарете, которой они уделяли большое внимание. Я был бы не прочь, чтобы они уделяли такое внимание моим губам.
– Я слушаю, – с женским упорством потребовала Ольга.
Я попытался отделаться тяжким вдохом и понял, это не поможет.
– Долгая история. Опоздаешь на свиданье. Может, в другой раз?
– Свиданье подождёт, – безжалостно объявила девушка. – Я слушаю.
Опершись локтями о край стола, она подпёрла ладонями подбородок и всем видом показала, что вся внимание.
– Чего-то мне недостаёт, – повёл я головой, осматривая просторную кухню.
Широкое окно выходило к парку. В просветах деревьев постоянно двигались крыши машин, напоминали о невидимой парковой дороге. Дневной свет от окна падал на развешенные полки и разнообразные столы итальянского гарнитура, на телевизор «Сони» с пристроенным под ним видеоплеером. Я задержал взгляд на большой электрической плите, над которой едва слышно работала вытяжка.
Ольга проявляла настойчивое терпение, точно перед ней сидела избалованная вниманием знаменитость, которой позволительно покапризничать. В Вике же ничего, кроме спокойной вежливости, я не заметил. Та и другая были в свободных халатах, – наверное, любили облачаться в них в домашней обстановке, – и трудно было определить, что там, под халатами. Обе, очевидно, чувствовали, что скрываемое халатами тогда меня не волновало, и это нас сближало, как старых знакомых.
– Чего же не хватает? – повторил я и уставился на Вику. – Ага, сигареты. Вот если твоя сестра…
– Дай ему сигарету, – распорядилась Ольга.
Вика без слов протянула мне наполовину опустошённую пачку, но я указал пальцем на ту сигарету, которую она курила. Она пожала плечами и отдала мне. Как будто освободившись от того, что ей мешало, неспешно подняла чашку с кофе, чуть отпила. Я больше не желал выносить её молчание.
– Дорогая Виктория, – обратился я с предельной вежливостью, чтобы ей трудно было не ответить. – Вы что, хозяйка дома? Нигде не вижу присутствия вашей матери. – Она смотрела мне в лицо, словно не слышала вопроса, и я вынужден был продолжить: – Не хочу обидеть, но сейчас вы взрослее своих лет. Не внешне, а … тонусом, что ли. Такое впечатление, на вас не халат, а тяжкое бремя забот и ответственности.
– Мне что, снять его? – вымолвила она, и усмешка обозначила ямочки в углах губ.
– Пожалуй, не стоит. Не уверен, под ним что-то, кроме вас самих. А я не так пресыщен удовольствиями, как скажем, господа с известной картины Моне «Завтрак на траве»…
– У нас не завтрак на траве, а обед на кухне.
– Совершенно верно. Но мы уже предались греху чревоугодия. А когда совершён один грех, легко пасть ещё раз.
– Мы не будем этого делать.
– Разумеется. Мы не станем портить приятельские отношения ради беспокойной дружбы, которая может привести, Бог знает, к чему.
– Вас так напугала несостоявшаяся тёща? – в голосе у неё сквозила откровенная насмешка.
– Нет. Скорее прежний жизненный опыт.
– Он что, такой большой?
– Вполне достаточный, чтобы согласиться с мудрецом Толстым. Тот поощрял лентяев, советуя прочитать единственную книгу, но мудрую и вдумчиво.
– Да, но в таком случае книгу надо перечитывать, возвращаться к ней. Вы возвращались?
– Н-нет, – признался я. – Как-то не подумал об этом.
Сигарета потухла, напоследок от неё оторвался жалкий хвостик дыма, и я положил её в пепельницу из фарфора. Чтобы занять пальцы, стал сворачивать и разворачивать обёртку съеденной конфеты. Ольга разглядывала нас по очереди и вдруг вмешалась.