Наиболее характерным сказочником-сатириком предреволюционных лет можно считать белозерского сказочника Василия Васильевича Богданова. Человек, работавший по сплаву, на заводе, а в момент записи — церковный сторож, тридцатилетний неграмотный крестьянин сумел придать своим сказкам «ярко сатирический, порой даже необычайно резкий, далеко отошедший от добродушного юмористического тона, характер. Один рассказ („Каспирко“) направил свои сатирические стрелы против бар, а три остальных касаются близко знакомого Богданову сельского духовенства. Все они высмеивают попов („Поп, дьякон и дьячок“, „Девица попа пристыдила“, „Старичок Осип и три попа“). Знанием быта духовенства объясняется то выпуклое описание отрицательных его сторон, которое мы находим в сказках В. В. Богданова. Жадность, скупость, требование „приношений“, использование святыни в целях наживы, порой даже кощунство, сластолюбие, зависть и мелкое недоброжелательство, склонность к выпивке, хвастовство — вот черты духовных героев, нашедших себе место в рассказах Богданова» (Соколовы, стр. 152). Собиратели отмечают следующие особенности стиля этого сказочника:
1) импровизаторские черты: обыгрывание имен слушателей, введение в сказку собственного образа; «так, про услужливого человека, помогшего старику Осипу потопить трех попов, он говорит, что этого человека „вроде как звали Василий“, с явным намеком на самого себя» (Соколовы, стр. LXXIV); Богданов ввел целый эпизод с церковным сторожем, ищущим попа после того, как потопил его (Соколовы, стр. LXXIV);
2) известная сценичность исполнения: в рассказе В. В. Богданов упоминал и находящихся около него слушателей, жестами и подмигиванием обращая внимание на них, «но лишь только одно из этих лиц подходило к столу и начинало прислушиваться, то В. В. изменялся, физиономия его принимала невинное выражение...» (Соколовы, стр. LXXIV);
3) сказки Богданова отличаются также введением петербургских воспоминаний в объяснении некоторых слов, в столичном адресе героя — генеральского сына: «Дом № 50, кв. 33», и т. п.;
4) ритмизированные и рифмованные эпизоды, а также концовки и присказки вроде: «Я там тоже был, сказки сказывал. Кто слушал, тот скушал, а кто сказал, тот слизал» (Соколовы, № 87).
К этим чертам следует добавить непристойность ряда эпизодов и концовок В. В. Богданова (неприличных даже в понятии белозерского сказочника Александра Ивановича Синицына), резко отличающихся от добродушных шуток другого белозерского крестьянина — Василия Степановича Шерихова. Тем не менее, Богданов, мастерски обрисованный собирателями, представляется одним из самых крупных сказочников предреволюционных лет, сохраняющих в своем творчестве то отношение народа к своим угнетателям, которое и породило сатирическую сказку.
К числу сказочников-творцов, проявляющих в рассказывании сатирической сказки свою творческую индивидуальность, следует отнести Евсея Степановича Савруллина — уроженца Пермской губернии (Билимбаевский завод, Екатеринбургский уезд). Д. К. Зеленин характеризует его внешне как седого, благообразного старика лет 65, с умным, интеллигентным лицом. Как сказочник Савруллин — «краснобай, балагур, каким он слывет у соседей» (Зеленин, Пермск. сб., стр. 229). В сборнике «Великорусские сказки Пермской губернии» опубликовано одиннадцать сказок этого сказочника, хотя записано всего двадцать шесть. Остальные не опубликованы, главным образом из-за нескромного их содержания. Черты яркой индивидуальности у Савруллина, как и у других мастеров, проявляются прежде всего в умении соединять бытовые эпизоды с традиционными, так что любая его сатирическая сказка, сохраняя весь свой юмор, в то же время подобна своеобразной новелле. Так, сказка «Калужина и ямщики» из сжатой сатирической сказки превратилась в юмористический рассказ, с углубленными характеристиками героев, с обстоятельным описанием деталей, обычно выпускаемых. Для Савруллина сюжет сатирической сказки лишь основа оригинального и остроумного рассказа. Даже фантастическая с бытовыми чертами сказка («Лягушка и Ипат», «Золотой кирпич») звучит у него шутливо, оснащена рифмами и прибаутками. Сцена сватовства Ипата к лягушке приобретает фарсовые черты: после недолгого размышления герой остается жить у лягушки, потому что прельщается... колбасой и салом, и т. п. Особенно сказалось это умение сказочника травестировать старый сюжет в сказке «Колдун и солдат», в которой разработан известный мотив состязания солдата и злого колдуна.