Таким образом, герой этих сказок побеждает своего врага (барина, попа и т. п.) тем, что выдает себя за чорта, за удавленника, за ангела, за подводного воеводу, завертывается в солому, «творит чудеса» (подсовывает общипанного петуха, козла, мертвеца). Все это позволяет предполагать, что с самого своего появления все эти сказки были направлены против всевозможных религиозных верований.
Шут Балакирев (Соколовы, № 40; записана от Григория Ефимовича Медведева). В этой сказке образ шута, известный по многочисленным сказкам, связывается с именем Балакирева.
Иван Александрович Балакирев (1699—1763) был дворянином Костромской губернии. 16 лет был представлен Петру I, служил в Преображенском полку. Придворным стал лишь при Анне Ивановне. Видимо, этот период его жизни и был отправным для привлечения к его образу давно известных сказок о шуте, посрамляющем своего хозяина. В лубочной и книжной литературе Балакирев — герой многочисленных проказ, шуток, например в кн. К. А. Полевого «Собрание анекдотов Балакирева», вышедшей в 1830 г. В народно-поэтическом истолковании он — друг народа, смело разговаривающий об его нуждах с царем и при случае посрамляющий самого царя. У советского сказочника Ф. П. Господарева сказка «Шут Балакирев» — повесть, включающая в себя многочисленные эпизоды сказок о шуте. Особый интерес представляет вводный рассказ о царе Давиде, весьма далекий от библейского и доказывающий право мужика убить царя «с ружья», как волка (Новиков, № 29).
Чорт-заимодавец (Зеленин, Пермск. сб., № 97), Солдат и чорт (Садовников, № 80). Обе сказки примыкают к обширной группе сказок, где посрамляется чорт. Еще А. Н. Афанасьев писал: «Вообще следует заметить, что в большей части народных русских сказок, в которых выводится на сцену нечистый дух, преобладает шутливо-сатирический тон. Чорт здесь не столько страшный губитель христианских душ, сколько жалкая жертва обманов и лукавых сказочных героев: то больно достается ему от злой жены, то бьет его солдат прикладом, то попадает он под кузнечные молоты, то обмеривает его мужик на целые груды золота» (А. Н. Афанасьев. Народные русские легенды. Казань, 1914, стр. 139).
Эти сказки, как и ряд других, «свидетельствуют, что народ всегда был великим жизнелюбом, и в то же самое время они лишний раз доказывают, что сказочная фантастика основана на трезвом понимании жизни, что она имеет реалистический характер и лишена мистики» (В. Базанов. К мотиву борьбы жизни со смертью в сказках Карелии. Народная словесность Карелии. Госиздат Карело-Финской ССР, Петрозаводск, 1947, стр. 263—265).
В этих сказках отчетливо сказалась направленность народной сатиры. На первый план выступает и здесь осуждение реальных классовых врагов. В сказке «Чорт и солдат» подчеркнуто, что «тот (генерал, — Д. М.) его в зубы, а после — порку. И пороли чорта каждый день».
Во многом напоминает эту сказку «Сказка о попе и чорте», дошедшая до нас лишь в стихотворной переделке. В таком виде она печаталась на страницах подпольных изданий. В ней рассказывается, как чорт услыхал, что поп пугает прихожан ужасами ада, и, явившись к нему, доказал, что для рабочего человека и жизнь земная — тот же ад.
Чорт говорит о трудящихся:
Что им ад?.. Они и в жизни Терпят тот же ад... Пойдем!.. Он принес попа к заводу. В дымных, мрачных мастерских Печи яркие горели; Адский жар стоял от них. И куда наш поп ни взглянет, Всюду жар, огонь и смрад: Сталь шипит, валятся искры, Духота... — Уж чем не ад?! У попа дыханье сперло, Жмется, мнется, — сам не свой. Слезно к чорту он взмолился: — Отпусти меня домой!