— Откройте ворота, — приказал Муромец. — Я выйду к нему.
Пеший, со вложенным в ножны мечом, он вышел из города и тяжелым, неторопливым шагом, направился к Рустаму. На правах копьеносца, я следовал на шаг позади. На стенах затаили дыхание.
— Здравствуй, Рустам, — сказал Муромец, не доходя нескольких шагов до повелителя драконов. — Ты знаешь — я не умею говорить. Да здесь слова и не нужны… Русь потеряла мудрую правительницу, ты — любимую жену. Этот город полон разных людей, но никто из них не желал ей зла. Тот, кто… сделал это, принял ее за настоящего дракона. Полчаса назад, узнав о гибели дочери, князь… Вобщем, для нас это не меньшая беда, чем для тебя, Рустам. Ты можешь сжечь этот город дотла — сила на твоей стороне. Если сердце твое кричит о мести — можешь убить меня. Я с радостью стану той вирой, которую город заплатит за ее смерть.
Желтый глаз дракона с наивным любопытством косился на нас. Рустам молчал.
— Ты можешь взять и мою жизнь, — сказал я ему. — Мы виноваты перед тобой. Мы все. И с этим залогом, которым ты выступал, и с этой глупейшей сословной разницей, из-за которой вы были вынуждены скрываться, и в страхе перед твоими драконами… Но что б получилось так — никто не хотел. Если хочешь крови — возьми мою. Я готов.
Рустам молча смотрел поверх наших голов, куда-то в синюю бездну неба. Позади послышались торопливые шаги и запыхавшийся голос Добрыни произнес:
— Едва не опоздал… Я пришел держать ответ за ее смерть. Я — дядя князя и его главный боярин, мне и ответ держать.
— Мне не нужны ваши жизни, — глухо сказал Рустам. — Я хочу видеть того, кто сделал это.
— Он — дурак, — сказал Илья. — Обычный Иван — дурак, не ведающий, что творил. Ты же не будешь убивать убогого…
— Я здесь, — тихо сказал подошедший Иван. — Не надо никого убивать. Я один виноват, мне и ответ держать. Я… Я все равно не хочу жить. Не буду жить…
Рустам спрыгнул со спины дракона, подошел к Ивану и долго всматривался в его лицо.
— Ты будешь жить, — неожиданно сказал он. — И это будет той вирой, которую город заплатит за ее смерть. Ты дашь мне слово, что будешь жить…И когда-нибудь ты осознаешь то, что совершил… до конца… Обещай.
— Убей меня, — попросил Иван.
— Обещай! Или…
— Я… обещаю…
Рустам кивнул, тяжело взобрался на спину дракона и стукнул по его спине:
— Домой.
Мы еще долго стояли, глядя вслед улетающей армаде.
— На кордон, — сказал, наконец, Илья. — Пора возвращаться на кордон.
— Нет больше кордона, — ответил Добрыня. — Владимир снял все кордоны…
— Неважно. Есть бушмэны, есть хазары и есть Русь. Значит, кто-то должен стоять между ними. Там где мы, там и защита Руси, там и ее кордон. Прощай, Добрыня.
— Я еду с вами. Здесь мне больше делать нечего. Пока князь болен, править будет Варвара-краса. Скоро у нее свадьба с Дадоном. Княжеский род не прервался… Но это будет уже другой род.
— Тогда поспеши, — кивнул Муромец. — Я не хочу здесь задерживаться.
Люди на стенах крепости уже разошлись. Ушли собираться в дорогу и мы. А Иван еще долго стоял посреди поля один. Я не знаю, о чем он думал, но, заглянув ему в глаза, никто уже не смог бы назвать его «дураком». А волосы у тридцатилетнего парня были совершенно седые…
Лагерь кордонщиков был не просто заброшен. Показывая бушмэнам добрую волю, княжеские гонцы разломали все, до чего только могли дотянуться их руки. Половина домов были сожжены, оборонительные укрепления разрушены. Наш с Ильей дом уцелел, лишь с одной стороны его стену покрывала густая копоть. На крыльце сидел довольный собой Алеша Попович и баюкал обожженную руку.
— А я знал, что вы вернетесь, — крикнул он еще издалека. — Как только княжеские кощеи уехали, я бросился тут все тушить. Занавески, правда, сгорели — жалко, красивые были — а так все цело. Правда, мой дом можно в две пригоршни собрать, но вы же меня на улице не оставите? Хоть чулан, но выделите? Да? Тогда, моя — самая большая комната, договорились?
— А ты почему не уехал? — строго спросил Добрыня. — Знаешь, чем грозит нарушение княжеского указа?
— Дальше Калки не пошлют, — жизнерадостно отозвался Попович. — А хазары меня на пики куда раньше поднимут, нежели палач под топор пристроит.
— Они и мост через Калку сожгли, — удивился Илья. — Как же они теперь к бушмэнам бегать будут, в зад целовать?