Еще одна проблема, требующая хотя бы беглого упоминания, это проблема детерминизма. Долгое время господствовавшая в психологии естественнонаучная парадигма исходит из всеобщей обусловленности психики реалиями объективного материального мира и распространяет причинно-следственные закономерности на все без исключения психические явления. Но адекватно ли это для понимания человеческой индивидуальности, станет ли она вообще таковой, если будет строго и всецело подчиняться принципу всеобщей обусловленности материальным миром и действовать только на основе причинно-следственных закономерностей. Чем тогда она будет отличаться от индивидуальности животного, для которого, словами B. C. Соловьева, «действительность есть то, что его делает», тогда как для человека, наряду с этой обусловленностью (вовсе не исключая и не умаляя ее) есть и иная форма движения, ведущая к самодетерминации, свободе, преодолению действительности и, тем самым, естественно-причинной обусловленности.
Таким образом, естественнонаучный детерминизм ограничен, приложим к определенному классу объектов и процессов, которые можно представить как без остатка подчиненных, обусловленных внешним миром. Там же, где нельзя без видимой редукции устранить трансцендирующую природу, естественнонаучный детерминизм ограничен, неэффективен и вместо научной истины будет воспроизводить ее упрощенную видимость. Отсюда задача поиска иных форм детерминации, иных форм и принципов обусловленности явлений. Вполне согласимся поэтому с В. В. Давыдовым, который писал, что «нет оснований полагать, что всякий детерминизм носит „причинно-следственный характер“ и связан с естественнонаучной парадигмой в психологии… Имеется еще „целевой детерминизм“, связанный с человеческой деятельностью, но это уже внеестественная парадигма».[62]
Итак, возвращаясь к вопросу о психологии и религии (особенно, если понимать первую в естественнонаучном ключе), необходимо констатировать, что мы имеем дело с разными предметами постижения, разными формами их интерпретации и, тем самым, произведя необходимые уточнения и оговорки, оказываемся, казалось бы, на той же позиции, что и сторонники резкого разведения двух областей, невозможности установления между ними никакой связи.
Однако точная констатация оснований различия отнюдь не снимает вопрос о формах соотнесения. Там, где стало привычным заканчивать должно на самом деле, только начинать; всякое прибытие — пункт отправления, как говаривали в старину. Мы вполне научились разводить (и это большое достижение психологической науки) понятия «индивид» и «личность», но не для того, чтобы поставить здесь точку, не ради констатации самого этого различия, качественного разрыва, а чтобы идти дальше и найти верные соотношения этих уровней. То же и о разведении «психического» и «личностного» по А. Н. Леонтьеву, или предлагаемого нами выше варианта разведения понятий «личность» и «человек». Остается только удивляться, насколько упорными были усилия нашего времени по разделению, разведению науки и религии и насколько слабыми, или разрозненными попытки понять их соотнесения и сопряжение. Современному уху покажутся диссонирующими, странными, анахроничными слова основателя отечественной науки М. В. Ломоносова о том, что «наука и религия суть родные сестры… они никогда между собой в распрю прийти не могут, разве кто из некоторого тщеславия и показания собственного мудрования на них вражду всклепнет. Напротив, наука и Вера взаимно дополняют и подкрепляют друг друга. А благоразумные и добрые люди должны рассматривать нет ли какого способа к объяснению и отвращению мнимого между нами междоусобия».[63] Или слова одного из наиболее авторитетных биологов прошлого века Карла фон Бэра, который считал, что задачей ученого-натуралиста является познание средств, «путем которых Творение осуществлялось и осуществляется теперь, ибо оно, конечно, продолжается и в наше время. Истинный объект естествознания — история Творения, все его детали, независимо от того, велики они или малы».[64] И ниже; «Естествознание, приходится иногда слышать, разрушает веру. Как это трусливо и мелко! Способность к мышлению и вера столь же врождены человеку как рука и нога… Вера есть особое преимущество человека перед животными, у которых нельзя не подметить некоторых мыслительных способностей. Неужели же человек не сумеет сохранить своего преимущества перед ними? Только от этого зависит, будет ли каждая его душевная сила направлена на ту область, для которой она предназначена. Но не стоит мешать мысли идти туда, куда она стремится. Если она идет ошибочным путем, то заблуждение не может долго оставаться скрытым».[65] И, наконец, трудно пройти мимо слов гения нашего века — В. И. Вернадского: «Не говоря уже о неизбежном и постоянно наблюдающемся питании науки идеями и понятиями, возникшими как в области религии, так и в области философии, — питании, требующем одновременной работы в этих различных областях сознания, необходимо обратить внимание еще и на обратный процесс, проходящий через всю духовную историю человечества. Рост науки неизбежно вызывает, в свою очередь, необычайное расширение границ философского и религиозного сознания человеческого духа; религия и философия, восприняв достигнутые научным мировоззрением данные, все дальше и дальше расширяют глубокие тайники человеческого сознания».[66]
Возможно ли в психологии приближение к такого рода восприятию, установлению не только барьеров, разведения, настороженности и прямой вражды, но и путей взаимного соотнесения, питания, гармонии?
Чтобы попытаться ответить на это, вернемся к исходному и для психологии и для религии понятию — понятию души. Отношение психологии к этому понятию весьма своеобразно, ведь это единственная, наверное, наука, само рождение, арсенал и достижения которой связаны с доказательством того, что то, ради чего она замышлялась — psyche, душа человеческая, — не существует вовсе. Уже в 1916 году С. Л. Франк констатировал: «Мы не стоим перед фактом смены одних учений о душе другими (по содержанию и характеру), а перед фактом совершенного устранения учений о душе… Прекрасное обозначение „психология“ — учение о душе — было просто незаконно похищено и использовано как титул для совсем иной научной области».[67]
И все же судьба души в психологии не является беспросветно мрачной и окончательно решенной. Чтобы убедиться в этом, следует обратить внимание на то, что само представление о душе отнюдь не однородно. Оно по крайней мере двояко (вспомним Ф. И. Тютчева, который писал, что душа бьется «на пороге как бы двойного бытия», что она «жилица двух миров»). Действительно, с одной стороны она воспринимается как живое вместилище, орган переживаний, многообразных душевных проявлений. Мы говорим — душа болит, поет, ликует, страдает и т. п. Она имеет представляемые параметры, модальности, может определяться как широкая или узкая, высокая или низкая, горячая или холодная. Это мир внешней стороны души, душевных явлений, проявлений. Но есть и внутренняя, сокрытая, сокровенная сторона души, понимаемая обычно религиозно — как некая вечная, бессмертная энергия и субстанция, которая может отпечатываться, проявляться в тех или иных внешних параметрах, но отнюдь к ним не сводима. Эта душа во втором понимании.[68] Но — следует особо подчеркнуть — это не две разных души, а разные аспекты, ипостаси, стороны (внешняя и внутренняя) единой души.
62
Давыдов В. В. Исчерпала ли себя естественнонаучная парадигма в психологии? — Вопросы психологии, 1997, № 3, с. 128. Как печально, что при последнем редактировании этой рукописи автор вынужден заменить слово «пишет» на слово «писал». В марте 1998 года В. В. Давыдова не стало. Наша последняя встреча (не хочется ее называть случайной, хочется назвать счастливой, дарованной) состоялась за две недели до кончины. Мы с В. В. Умрихиным встретили его выходящим из Психологического института на Моховой, обрадовались, взялись провожать до метро, до станции «Боровицкая». Это метров пятьсот, не более. Но шли мы часа два. Говорили о самом разном, сразу о многом. Василий Васильевич был явно в ударе, на подъеме, через каждые несколько шагов он останавливался посреди тротуара, громким, ясным, привыкшим к большим аудиториям голосом он подробно развивал свою точку зрения, спорил, горячился, с научных тем переходил на житейское, вспоминал, шутил, заразительно смеялся. Публика недовольно озиралась, огибая на тротуаре странную троицу. Странную, но в то же время совершенно классическую для этого места: Московский университет, заслуженный профессор и сопровождающие его коллеги, ассистенты. Последняя наша тема была о душе. Я сказал, что собираюсь устроить семинар на эту тему. В. В… ответил: «Ну что же, звони, приду…».
Семинар на тему «Проблема души в психологии» состоялся 8 апреля 1998 года и был посвящен памяти выдающегося российского психолога, чей дух незримо, но явственно присутствовал, ощущался всеми, кто в этот вечер заполнил до отказа одну из самых больших аудиторий факультета психологии Московского университета.
68
Следует заметить, что материалистическое сознание может дать и другое толкование второму понимаю души, например, нравственно-философское.