Франкл, Роджерс, Сатир своими неповторимыми индивидуальностями замыкали, соединяли разрозненные доселе половины — знания о гуманистической психологии и конкретное, олицетворенное бытие, личность гуманистического психолога. Поэтому их приезд был не просто знакомством, но открытием, событием психологической жизни.
Есть и еще почти мистический штрих, оттеняющий значимость тогдашних приездов звезд западной психологии. Вскоре после поездки в Советский Союз скоропостижно скончался Карл Роджерс. Умерла после поездки и Вирджиния Сатир. Могло создаться такое впечатление, что поездка была как бы последним делом их жизни, выполнив которое, они могли освободиться, уйти из нее.
Так или иначе, эти приезды были куда большим, чем научными визитами. Они прорвали для многих ту завесу лжи и недоумения, которая образовалась за эти годы вокруг западной психологии и, прежде всего, ее гуманистических аспектов. Кроме того, это дало мощный толчок к развитию в стране различных (не только в русле гуманистической психологии) видов практической психологической помощи. Вслед за Франклом и Роджерсом стали приезжать видные специалисты в области гештальт-терапии, семейного консультирования, поведенческой терапии и др. Начались прямые контакты, Те, кто раньше полуподпольно занимались психотерапией, да и те, кто ей никогда не занимался, получили возможность поехать на Запад, главным образом в Америку и там, из первых рук обучаться различным практическим методам.
В газетах и журналах начали появляться все более резкие статьи против сложившегося в семидесятые годы и продолжавшего оставаться, по сути, прежним положения в официальной психологической науке и образовании.
Эти выступления внешне ничего не меняли, все административные посты оставались у прежних лиц, но менялась общая атмосфера: то, что раньше говорилось только в кулуарах, стало говориться все более открыто.
Наконец, начались и некоторые реальные изменения. В противовес прогнившему за годы «застоя» Обществу психологов СССР стали появляться новые ассоциации и объединения психологов: Ассоциация практических психологов. Ассоциация гуманистической психологии. Психоаналитическая ассоциация и др. Была фактически снята прежняя цензура на психологическую литературу, стали появляться переводные книги как классические, так и современные.
Что же образовалось в результате всего этого брожения за время, прошедшее с апреля 1985 года? Можно ли уже говорить об определенных тенденциях в российской (теперь уже не советской, а с 1991 года — после распада СССР — российской) психологии? И — главный для нас вопрос — как эти наметившиеся или намечающиеся тенденции соотносятся с проблемой человека, на какие мировоззренческие парадигмы они опираются?
VIII. НА ПЕРЕПУТЬЕ
В постперестроечные годы появилось достаточно много интересных и ярких работ отечественных психологов разных поколений. За каждой из них можно обнаружить опору на те или иные представления, образы, модели человека. И хотя они чаще имплицитны, просвечивают неявно, как бы вторым, отдаленным планом, но именно они, на наш взгляд, определяют смысл, сущность и перспективу того или иного подхода. Поэтому, чтобы разобраться в том или ином нововведении, очередной «новой психологии», будь то «акмеистическая» или «экологическая», надо, прежде всего, разобраться, понять из какого образа человека исходит это веяние. Не имея возможности затронуть в этом плане все многоцветье мнений, сосредоточимся лишь на следующих мировоззренческих линиях.
Первая — это марксистская ориентация. Она перестала быть обязательной, насаждаемой, единственной, однако долгие годы ее доминирования сформировали исследовательское мышление, от которого невозможно отказаться в одночасье. Да это и не требуется вовсе — каждый волен выбирать ныне основания своих взглядов; важно, чтобы речь не шла, как прежде, о насильственном их внедрении.
Следующая ориентация — на современные западные концепции, их ассимиляция и адаптация. Условно назовем эту ориентацию западнической.
Третье направление, которое мы затронем, связано со становлением гуманитарного подхода, с переориентацией на общегуманитарные модели и критерии в противовес прежним естественнонаучным.
Четвертую линию можно назвать нравственно ориентированной, связанной с соотнесением, сопряжением психологии и этики.
Наконец, последнее, пятое направление, на котором мы остановимся, обозначим как христиански ориентированное, поскольку христианские представления о человеке рассматриваются в нем как опорные, исходные для психологической работы.
Направления эти представлены на сегодня в отечественной психологии весьма неравномерно. Первое (марксистское), лишившись государственной поддержки, идет явно на убыль. Второе (западническое), напротив, испытывает несомненный подъем, буквально заполняя, затопляя психологическую печать, а — главное — умы и души нового поколения профессионалов. На фоне этой экспансии весьма скромными выглядят успехи и распространение трех последних подходов — гуманитарного, нравственно ориентированного и христианского. Заметим сразу — принципы гуманитарной психологии и христианской психологии находятся лишь в стадии начального оформления. Что касается нравственной психологии, то сама возможность ее постулирования стала обсуждаться совсем недавно.[23] Однако и ее мы решились включить в общее рассмотрение, как одну из потенциально значимых линий, которая в связке с гуманитарной и христианской ориентациями может образовать основу будущей российской психологии.
1. Марксистская ориентация
О марксистской психологии, ее истории, сути отношения к человеку говорилось уже подробно и думается, что предыдущие рассуждения достаточно уже раскрыли нашу позицию, но чтобы внести окончательную ясность, воспользуемся одной из мыслей Л. Н.. Толстого. При обсуждении картины Николая Рериха «Гонец» Л. Н. Толстой не столько, видимо, о самой картине, сколько в жизненное напутствие еще молодому тогда художнику сказал; «Случалось ли в лодке переезжать быстроходную реку? Надо всегда править выше того места, куда вам нужно, иначе снесет. Так и в области нравственных требований: надо рулить всегда выше — жизнь все снесет. Пусть ваш гонец очень высоко руль держит, тогда доплывет». Сказанное рождает образ реки бытия, реки жизни с ее сильно сносящим к низшему течением. Парадокс состоит в том, что если субъект прямо и добросовестно устремляется к намеченной цели, то он ее достичь не сможет, но окажется ниже, подчас много ниже того, к чему стремился, а чтобы достичь намеченного, он, на самом деле, должен «рулить всегда выше», ставить себе иные, куда более высокие, превосходящие цели.
Эта модель может быть распространена как на отдельные судьбы, так и на целые исторические эпохи, в том числе и роковую для нас эпоху материализма, последовательным воплощением которого является марксизм.
Действительно, победившая у нас линия материализма имела некоторое начало реализации, некоторую первоначальную точку опоры, исток, слово, идею, которая стала знаменем, символом, первым толчком на пути, приведшем спустя время к нынешнему краху. Этим идейным началом можно считать сформулированную Фейербахом и развитую Марксом и Энгельсом — мысль о том, что не следует заниматься более отвлеченными, завышенными представлениями о человеке, его смысле, религии, духовном назначении, нравственных ценностях, словом всем тем, что можно назвать метафизическим измерением человека, а надо думать только о человеке реальном, как он есть. Подчеркивая приоритет Фейербаха в формулировании этой идеи, Маркс и Энгельс пишут в своем первом совместном произведении «Святое семейство, или Критика критической критики» (1844 г.): «Кто поставил на место старой рухляди, в том числе и на место „бесконечного самосознания“, не „значение человека“ (как будто человек имеет еще какое-то другое значение, чем то, что он человек!), а самого „человека“? Фейербах и только Фейербах». Можно считать, что отсюда, с этой условной точки и началась философская, идейная, а затем и вдохновленная ею политическая борьба за тот, словами К. Маркса, «строй общественного жизненного процесса», который «сбросит с себя мистическое туманное покрывало… станет продуктом свободного общественного союза людей и будет находиться под их сознательным планомерным контролем».
23
Братусь Б. С. К проблеме человека в психологии. — Вопросы психологии. 1997, № 5. Братусь Б. С. Психология и этика: возможна ли нравственная психология. — Человек, 1998, N 1, а также дискуссия по поводу этой публикации с участием Брушлинского, В. В. Давыдова. В. П. Зинченко, М. Г. Ярошевского и др. — Человек, 1998, №№ 2, 3, 4. Психология и этика: построения дискуссии. Самара, 1999.