Сообщение в те времена было гораздо сложнее, почта шла долго. Прошло немало времени, ни обещанной телеграммы, ни писем не было. Недели через две явилась к нам тетя Саша, вся взволнованная. На ней не было лица. Бабушка посоветовала запросить родителей Богданова телеграммой. На этот запрос пришел удивленный ответ. Выяснилось, что он не приезжал и вообще о нем не было ни слуха ни духа. Тогда поднялась большая суматоха, в которой принимали участие наша семья и вся семья Ревуцких. Было заявлено всюду в полиции, напечатаны объявления во всех местных газетах и даже в столице. Родители Богданова тоже принялись за усиленные розыски. Но все эти энергичные меры оказались тщетными. Никто никогда не нашел мужа тети Саши. Он исчез, как будто бы и не существовал. Один-единственный молодой инженер сказал, что ехал с Богдановым до известной станции, где у него была пересадка. Он вышел и больше, конечно, его не видел. По его словам, поезд был пустынный, пассажиров почти не было. После этого заявления многие стали предполагать, что он был по дороге убит и ограблен. Во всяком случае, это трагическое исчезновение осталось тайной для всех. Можно себе представить состояние тети Саши в те дни. Она долго крепилась, надеялась, но, когда все надежды исчезли, она снова переехала к нам и надела глубокий траур.
Как ни длилась зима в мрачных стенах института, она все же кончилась, и в конце мая нас распустили на летние каникулы. Тетя Саша приехала за мной, и мы на другой же день отправились в Веселый Раздол. Наступающее лето обещало быть жарким, настолько, что все уже в деревне купались, и я с невыразимой радостью примкнула к моим деревенским приятелям. Луня выросла, она даже показалась мне слишком взрослой, совсем не такой, как я ее оставила. Научившись жонглировать мячами, я производила фурор среди моей примитивной банды и принялась усердно применять мое искусство верхом на лошади. Ребята бегали вокруг, подавали мне мячи и радовались моим успехам. Отец относился равнодушно, но очень ворчал на мое неблестящее учение, так как хотя я и перешла в шестой класс, но отметки у меня были слабые. Преподаватели меня упрекали в большой рассеянности и небрежности. В русском языке я сделала большие успехи, по французскому языку была первой.
Вскоре, к моей радости, приехали дядя Жорж, мадам Жюли и дети. Дядя Жорж оставался недолго. Он всегда торопился в свой военный лагерь. Он очень дрожал над детьми, не позволял им ездить верхом, купаться, что выводило отца из себя. Он находил это большой глупостью. Коля, мой младший кузен, перед отъездом отца громко закричал: «Ура, папа уезжает!» Отец расхохотался, а бедный дядя Жорж чуть было не заплакал от обиды. Действительно, после его отъезда дети пользовались большей свободой. Мадам Жюли тоже считала, что им лучше привыкать ко всему, а не сидеть в вате.
Дом наполнился гостями, и отец выписал мне из Одессы репетитора-студента. Он был греческого происхождения и звали его Жан Романо. Он был очень веселый и остроумный. Мы занимались по утрам, особенно арифметикой, которую я терпеть не могла и проклинала, что она существует. Отец был знаком со всей семьей Жана и пригласил их тоже гостить. Приехали его мать и сестры, Анжелика и младшая Нина, моих лет. Анжелика была настоящая красавица, полная жизни высокая брюнетка, с черными, жгучими глазами. Она сразу всех покорила. Молодые соседи все к нам зачастили, в нее влюблялись, ухаживали, делали предложения, но она не давала предпочтения никому, но со всеми флиртовала и веселилась. Семья Ламзиных тоже появилась, хотя ненадолго, дом и оба флигеля были переполнены.
Очень часто мимо усадьбы проезжала лихая наездница в черкесском мужском костюме. Дело было к концу лета, и напротив усадьбы работала молотилка. Один раз наездница остановилась и спросила о чем-то отца. Он разговорился с ней и начал усиленно ее уговаривать остаться с нами поужинать. Как раз в тот день ждали гостей. Был устроен большой банкет на террасе, длинные столы были расставлены с парадной сервировкой. Всадница оказалась дочерью соседа-помещика, очень богатого вдовца Нейперга, по происхождению австрийца. Она окончила Одесский институт и жила с отцом и теткой, сестрой покойной матери, в имении отца и ежедневно ездила за почтой на станцию Помощная. Эта девушка была оригинального типа, с совершенно рыжими золотистыми волосами и с очень красивыми зелеными глазами. Она была высокая и стройная, а ее руки и ноги были маленькие, породистые. Уговоры отца ее смутили, ей хотелось остаться, но она не решалась, отговариваясь, что ее отец будет беспокоиться. В конце концов она уступила, предупредив, что уедет сразу же после ужина. Съехалось много народу, и ужин был, как всегда, очень оживленный. После десерта наша новая знакомая отправилась домой. Отец незаметно исчез, взявшись ее проводить. По окончании ужина вся молодежь пошла танцевать, среди гостей всегда находились охотники изображать тапера. В ту пору большая часть людей общества умела играть на пианино. Старики уселись в гостиной за карточными столиками, зажженные свечи в старинных подсвечниках придавали уют всей атмосфере вечера. Отец, вернувшись, заиграл на гармонии, запел свои обычные песни и внес еще больше оживления.