Это в поздние советские годы Одессе стали навязывать роль рассадника всяческого еврейства, по сути, местечка гигантских размеров, а при царях, да и еще долгое время спустя она выглядела куда интересней. Город, заложенный в 1794 году, строился по европейским образцам. Основатели — адмирал Осип Дерибас, урожденный неаполитанец, выдающийся военный инженер Франц Деволан из Антверпена, градоначальник герцог де Ришелье, родственник знаменитого кардинала в шестом колене, и другие задумали его не только как крупный центр международной торговли, но и как очаг науки, просвещения и культуры на южных окраинах, только что окончательно присоединенных к Российской империи. Не случайно уже в 1809 году в Одессе открылся первый городской театр, который в следующем веке с энтузиазмом посещал юный Бронштейн, большой любитель оперы; а в середине 1820-х — Ришельевский лицей, будущий Новороссийский университет. Здесь блистали звезды европейской оперы Аделаида Ринальди и Анжелика Каталани, Джузеппе Марини и Аделина Патти. В 1847 году в Одессе дал шесть концертов Ференц Лист. В музыкальной культуре следующего столетия она славится как город, подаривший миру Давида Ойстраха, Эмиля Гилельса, Святослава Рихтера. В Одессе начинали художники Иван Айвазовский и Василий Кандинский; ей посвящены тысячи литературных сюжетов, от Пушкина до Рабиновича (того из них, что стал известен под именем Шолом-Алейхем)…
Итак, жизненный путь будущего политика начался не в привычной евреям тесноте и изоляции, а в атмосфере уникального смешения этносов и культур с отчетливым влиянием заграницы: не только соседних, столь же «местечковых» в ту пору Греции, Румынии и Болгарии, но всего Средиземноморья, а также франко-германского мира. И этот путь тоже вполне укладывается в библейский контекст — в части, где говорится о превращении Савла в Павла. Только в случае Льва Давидовича «смена знаков» жупела правоверной общины на ее духовного наставника свершилась в обратном порядке. Однако он, подобно апостолу Павлу, имел решающие заслуги в строительстве большевистской конгрегации, будучи автором важнейших «посланий». И смерть его оказалась столь же трагична. Впрочем, не станем забегать вперед.
Их университеты
Попытаемся оценить уровень познаний, приобретенных каждым из троицы, и их культурные влечения.
Володя Ульянов с отличием закончил классическую гимназию, где образование имело изначально гуманитарную ориентацию, но давало достаточно широкий круг знаний и по ряду других предметов. Самая ясная картина с иностранными языками: независимо от того, что проходили в гимназии (три основных европейских плюс начала латыни и древнегреческого), он при бабке и матери немках должен был с детства владеть германской речью. Проведя полтора десятка лет за границей, наверняка довел эти навыки до автоматизма; весьма неплохо знал, надо думать, и французский, по-английски же в основном читал прессу. Но, что любопытно, в Полном собрании сочинений нет ни одного оригинала текстов, писавшихся вождем не по-русски, хотя при некоторых даны примечания, что это перевод.
По физике с математикой Володя также имел отличные оценки, хотя бы потому, что отец в них специализировался смолоду, но никакими глубинными озарениями по этой части, кроме «неисчерпаемости атома», Ленин даже в официальной мифологии не отметился. Помимо всего прочего, к сыну большого начальника учителя вряд ли могли сильно придираться, даже если он не нравился кому.
Судя по дальнейшему, Владимир Ульянов хоть и вышел из гимназии с медалью, но особой любознательностью и эрудицией даже в гуманитарных сферах не отличился. Серебряный век русской культуры и Золотой век философии вообще словно бы прошли мимо него. Знаменитое словечко «белибердяевщина», придуманное оппонентом никак не меньшей, чем сам Бердяев, профессиональной мерки — феноменологом Густавом Шпетом, вполне могло бы принадлежать и Ленину, чьи заслуги перед мировой философией не в пример скромней. Ну ладно, провел человек добрую половину взрослой жизни за границей, с родной духовной культурой соприкасался мало. Но он ведь и западной почти не интересовался: жил в Париже, художественной столице мира, а ни театр, ни живопись его не увлекли. Разве что Бетховена слушать любил.