Впрочем, можно допустить, что отстаивая правоту материализма столь примитивным образом, Ленин мимоходом посодействовал будущему, пускай не очень долгому, расцвету отечественной науки. Вернее, ее естественных и технических дисциплин. Насаждать сервильную догматику в тех сферах было довольно сложно, местами даже рискованно, да и не столь важно, зато от клерикальных шор они освободились, казалось, навсегда.
Увы, в сегодняшней духовно-возрожденной стране, где школьницы судятся напропалую то ли с учебником биологии, то ли с самим покойным сэром Чарльзом и через одну упаковываются в «платочек целомудрия» за версту до церковной ограды (внутри ее совсем ведь некому просветить бедняжек, что в настоящем исконном каноне службы он не обязателен для незамужних девиц); где столетнему академику-физику приходится с юношеским пылом отбивать психические атаки подходящих ему годами в правнуки «экспертов по креационизму»… Где ведущим национальным мыслителем исподволь провозглашается православный философ, известный энтузиаст фашизма — он, правда, до этого своего «обращения» высказывал немало действительно мудрых вещей, зато на четвертый год после разгрома рейха написал статью, в которой не сожалел ни о чем, кроме головокружения от успехов в версии des Herrenvolkes. Мол, слишком многое фюрер делал не совсем верно, не очень грамотно: здесь не дотянул, там, наоборот, перегнул — только потому он и пал, а вот если бы почаще прислушивался к мнениям Ильина Ивана Александровича… В стране, где люди генеральского звания распространяются в газетных интервью об успешно сработанной русскими гениями секретной штучке для чтения самых важных мыслей главного противника… Одним словом, в такой России дубоватые ленинские мудрствования могут, как ни странно, показаться порой и более разумными, и в чем-то даже более симпатичными, нежели оголтелое вставание с колен на уши.
Очередной трактат, сочиненный в те же долгие годы политической безвестности и безнадеги — «Империализм как высшая стадия капитализма». Для советского агитпропа он оказался, пожалуй, наиболее полезным из всех капитальных ленинских трудов. Маркс описывал английскую действительность первой половины XIX века, а сто лет спустя, естественно, возникла необходимость в корректировках. Вот Ленин и попытался дать анализ политических противоречий, обусловленных особенностями современной ему экономики. То, что Ильич беспардонно «одалживался» у других, например, у того же Рудольфа Гильфердинга — не так важно. Каким он был экономистом, мы уже убедились. Главное, что оригинального содержания здесь нет вовсе ни грана, критика монополизма бесцветна и скучна. Но потом сочинение все же пригодилось как единственное описание не слишком противоречивой модели мира «по ту сторону».
Главный порок этой модели состоял в том, что вносить в нее дальнейшие принципиальные коррективы не позволялось уже никому, раз великие люди поумирали, а загнивающий с 1916 года капитализм — все никак. Допускался лишь «пересказ своими словами» в любом количестве копий. Ну и нашим головам, соответственно, стало массово нездоровиться. У одного из авторов сохранилось в прямой связи с этим презабавное воспоминание. В середине 60-х годов прошлого столетия ему, как и всем тогдашним советским школьникам, пытались внушить на уроках географии, будто современные Соединенные Штаты неукоснительно делятся на «промышленно развитый Север, бывший рабовладельческий Юг и колонизуемый Запад». Будучи заинтригован столь явной несуразицей, пытливый юноша вскоре дознался, что классификация в учебнике списана слово в слово из того самого ленинского трактата. Сочиненного, как оказалось, отнюдь не над свежей могилой 35-го президента США Джона Кеннеди, а всего-то спустя полвека после отмены рабства в южных штатах и восемь лет после полного присоединения «индейской территории» Оклахомы…
Не менее странно и то, что важнейшим своим произведением Ленин считал «Государство и революцию», где обосновывал многочисленными выдержками из Маркса и Энгельса, а также историей Парижской коммуны необходимость диктатуры пролетариата и тотального уничтожения существующей организационно-бюрократической системы. Меж тем, как мы знаем, еще при жизни Маркса положение рабочих стало меняться, в соответствии с этим изменялись формы политической борьбы. В переписке классика словосочетание «диктатура пролетариата» встречается пару раз. А в 1918 году тогдашний ведущий теоретик марксизма, прямой наследник Энгельса по идейной линии Карл Каутский написал специальную брошюру под таким заголовком. К тому времени термин широко использовался в дискуссиях социалистов разных стран; особенно активно к нему обращается Ленин.