Плюс контроль над партийной кассой. «Члены ЦК, — отмечал следователь Временного правительства, — получали за рубежом жалование от Ленина. Неугодные ему его лишались… Деньги делали его хозяином организации за границей и в России» [Волкогонов, 1994:214].
Такая постановка дел, помимо чисто утилитарного, прагматического смысла, имела и «теоретический фундамент»: так и только так надо действовать во имя победы пролетарской диктатуры, не дожидаясь, пока окончательно дозреют все конфликты производительных сил с производственными отношениями! Хотя с точки зрения марксистской догматики правы были не ленинцы, а как раз меньшевики. С позиций же объективной реальности, которая никак не подтверждала ни снижения нормы прибыли, ни обнищания пролетариата, ни неизбежности коммунизма — ни те, ни другие к научной картине мира отношения не имели. Самому Марксу в конце жизненного пути приходилось совершать «развороты на 180 градусов»: например, теоретизируя насчет того, что в Европе капитализм оказался чересчур крепок, а в Российской империи он слаб — так может, стоит перенести упования на нее? Об этом историческом парадоксе впоследствии писал Бердяев: утопистами проявили себя те, кто полагался на законы нормального развития, а большевики, выступавшие против здравого смысла, победили, следовательно, они-то и были настоящими реалистами.
Разумеется, утверждения советской пропаганды о руководящей роли Ленина, начиная с 1903-го, далее везде и во всем, были, ласково говоря, сильным преувеличением. Дело не только в Плеханове, который долго возвышался над всеми остальными, как одинокий утес. Ленинский прорыв на Втором съезде РСДРП и в последующей деятельности «Искры» оказался единственным на долгие годы; а потом и Плеханов отходит на вторые роли, появляются новые яркие политики.
Взять хотя бы такой фактор, как разделение партийных постов и должностей. Из списка публичных руководящих структур РСДРП легко сделать вывод, что ударным отрядом российской социал- демократии на политической арене очень скоро сделались посланцы солнечной Тифлисской губернии, Ленину в тот момент абсолютно неподконтрольной. Так, руководителями четырех фракций социал-демократов в третьей и четвертой Государственных Думах были Ной Жордания, Ираклий Церетели, Николай Чхеидзе. Затем они же возглавили советскую власть в Петрограде и в России. Быть может, Сталин в 1917-м затем и понадобился Ленину, чтобы облегчить контакты с его земляками на ключевых постах?
Тем не менее особенности ленинского характера — амбициозность в сочетании с жесткой самоуверенностью постепенно, но неуклонно создавали предпосылки будущего абсолютного лидерства в партии. Не менее важно то, что такой стиль руководства как нельзя лучше подходил к традиционному российскому менталитету. Меньшевики со своим либерально-демократическим культом легитимных процедур, свободы выбора для каждого, явно проигрывали большевикам и в этом смысле.
Но явление имело и оборотную сторону: Ленин плохо уживался на долгий срок даже с ближайшими соратниками. Если авторитарный лидер слишком давно не одерживает новых сокрушительных побед, вокруг него начинается «текучка кадров». Из значительных фигур того периода в команде не сохранился никто. Зиновьев и Каменев пришли позже, под ленинским руководством стали его главными помощниками и благодаря этому укрепили свои позиции в партийной верхушке. Думский лидер большевиков Алексинский превратился в злейшего врага; Богданов, считавшийся первым интеллектуалом, отошел от партийной работы… а кто сейчас вспомнит Рожкова, члена ЦК и застрельщика дискуссий на Пятом съезде? Самый же наглядный пример из всех — конфликт амбиций Ленина и Троцкого: один не соглашался никого признавать равным, другой не ощущал ни малейшей потребности держаться коллектива и подчиняться его лидеру. Закономерно, что в 1917-м рядом с Лениным оказались большевики уже другого поколения — из молодых, вполне усвоивших азбуку вождизма. Прежних уже «здесь не стояло».
Вообще можно утверждать, что все-таки важнейшим из всех занятий революционеров-социалистов не одних большевиков, но и эсеров — во время подготовки к восстанию были не оргработа с партучебой, не «тамиздат» и не «эксы» с покушениями, а «внутривидовая борьба». Свой неповторимый, устойчивый вкус в нее вносили такие личности, как Малиновский или Азеф (с известной долей цинизма можно сказать, что самый крутой из отморозков провокаторского беспредела — еще один уникальный вклад России в мировую историю). Периодические сеансы разоблачения лишь нагнетали атмосферу трагичного абсурда вокруг рыцарей светлого будущего: кто герой, кто предатель? Все это сильно деморализовало оппозицию, в годы реакции вызывая стойкое ощущение безысходности, раздувая неприязнь между теми, кто отсиживал тюремные сроки, и кто «отсиживался» в благополучной Европе.