XXX
Пришлось ждать целую вечность, пока команды ТАСС и «Стар-Нет» разместят свое громоздкое оборудование и усядутся в кресла. Наконец Франя получила разрешение на взлет и повела «Конкордски» к началу взлетной полосы.
Теперь можно было улыбнуться, вспомнив, что драка между агентствами печати была круче, чем споры в верхах во время страсбургской встречи. ТАСС требовал, чтобы самолет вылетал из Москвы, поскольку он принадлежит Аэрофлоту. Но мать и врачи стояли насмерть: дополнительный перелет из Парижа в Москву – дополнительная опасность для здоровья Джерри. Решили взлетать все-таки из аэропорта де Голль. Тогда ТАСС потребовал исключительного права освещать полет на орбиту. «Стар-Нет» встал на дыбы: позвольте, мы сделали для этого полета не меньше, чем вы! ТАСС уступил, но в обмен запросил исключительные права на полет «Гранд Тур Наветт». Соответственно, взбесились Франс Пресс и Рейтер: «Вы что, позабыли, что это европейский корабль?!»
Сговорились на том, что за кругленькую сумму «Стар-Нет» получает право освещать полет на орбиту для Америки, а ТАСС – для остального мира. С борта ГТН информацию будут давать по одному корреспонденту от мировых агентств плюс общий телеоператор – их репортажи будут продаваться на открытом рынке.
Как только контракты были подписаны, «Большая Красная машина» ринулась в бой, проходя сквозь препоны, как нож сквозь масло. Дочь Джерри Рида – пилот Аэрофлота, летающий на «Конкордски»? Превосходно! Пусть она и доставит отца на орбиту! Почему бы ей не лететь с ним вокруг Луны?!
В последний момент они решили, что отца надо усадить рядом с ней, в кресло второго пилота. Аэрофлотовцы протестовали – грубое нарушение инструкций по безопасности. ТАСС мигом созвонился с Москвой, и вот Франя включает турбины, отец сидит рядом с ней, установка жизнеобеспечения прилажена за креслом второго пилота, над приборной панелью – автоматическая телекамера, нацеленная на Джерри.
– Я попробую подняться так, чтобы тебе было полегче, отец, – сказала Франя.
– А ты не волнуйся, – сказал он, улыбаясь от уха до уха, как маленький мальчик. – Я здесь не для того, чтобы умирать.
– Конечно же, папа, – сказала Франя тревожно, разогнала двигатели, отпустила тормоза, и самолет с ревом ринулся по взлетной полосе.
Американцы, европейцы и советские сейчас ломают голову над тем, как назвать свой новый союз, но, с нашей точки зрения, с позиций большинства мирового населения, бедствующего вне этого союза, название напрашивается само собой. Назовите «Союзом Белой Расы», и дело с концом. Вы – союз развитых стран Северного полушария, союз белых. Сплотились экономические и военные силы Первого и Второго миров, равнодушных к нуждам народов Третьего мира. Если оправдаются слухи, что Япония войдет в союз, название покажется расистским. Тогда назовите «Союзом Имущих» – это еще лучше звучит и соответствует сути дела.
Соня и Роберт стояли поодаль от журналистов и официальных лиц. Сонино сердце тревожно билось, когда «Конкордски» оторвался от взлетной дорожки, вобрал шасси в брюхо и, казалось, прыгнул в небо.
– В добрый час, Джерри, – пробормотала она и заплакала.
Бобби обнял ее за плечи.
– Не горюй, мамочка, наш космический фанатик будет там как рыба в воде.
– Он убивает себя, Роберт, – сказала Соня. – Тебе ли это не знать!
Бобби молчал долго – космоплан стал уже серебряной блесткой в небе, а он все молчал.
– Роберт?
– Надо смириться с этим, мама.
Она старалась смириться. Она всем сердцем старалась ощутить чувства Джерри, понять, что там, наверху, был его настоящий дом. И ей это почти удалось, она почти обрадовалась, увидев, как в небе полыхнул огонек – включился главный двигатель и понес Джерри туда, куда она за ним последовать не может. Она старалась быть счастливой – вместе с ним, – даже в час этого грустного и сиротливого прощанья.
С моральной и политической точки зрения протесты народов Третьего мира против новой структуры в Северном полушарии вполне оправданы – если брать ближнюю и даже среднюю перспективу. Союз богатых развитых северных стран будет все больше доминировать над нищими и разобщенными народами Третьего мира.
Но в отдаленной перспективе огромные капиталы, которые высвободятся при координации военных программ, рывок в технологии, свободный обмен космической информацией между Америкой, СССР и Европой – все это преобразует глобальную экономику дефицита в экономику Солнечной системы с неограниченными сырьевыми, энергетическими, а возможно, и земельными ресурсами.
В таких условиях лишится экономического смысла эксплуатация Третьего мира, потребление его дешевого сырья и рабочей силы. Наивно было ожидать, что развитые страны станут тратить львиную долю своих доходов, чтобы спасти других от нищеты, но теперь эре экономического империализма приходит конец, капиталы высвободятся для взаимовыгодного развития.
Возможно, куски пирога не будут делиться по-честному, но пирог будет становиться больше и больше год от года. Со временем этот вздымающийся прилив поднимет все лодки, даже малые.
У Джерри буквально перехватило дыхание, когда включился главный двигатель и сила ускорения вжала его в кресло. Будто кол забивали в живот, глубже и глубже; на грудь навалилась глыба – машина пыталась успокоить его прыгающее сердце. Поле зрения заполнили искры, перед глазами было черно, голова гудела как колокол, кровь колотила в барабанные перепонки.
– Папа, ты в порядке? – как сквозь слой воды дошел до него голос Франи.
– Угу, все в порядке, – пробормотал он.
На деле все было плохо. Он погружался в черноту и выходил на свет, он старался держать голову над морем черноты, но волна накрывала его все чаще, и он был уже не здесь, он скользил вниз, вниз, в темноту – туда, где будет так легко плыть, легко и навсегда...
...как облаку на токе теплого воздуха – вверх, как прыгает вверх дельфин, прыгает в голубизну, полную солнечного света...
Ускорение исчезло. В кабину вливался сверкающе белый солнечный свет. И он очнулся, он все ощущал, он был жив. Сердце еще металось в груди, но дыхание обрело ритм, перед глазами больше не плыло – и тело его было легким, как воздух.
– Папа! Папа! Ты терял сознание, теперь ты в порядке?
Джерри ослабил пристяжной ремень, оттолкнулся ногами, оторвался от сиденья и завис в трех дюймах над ним, – так, как он всегда это представлял. Он смеялся от удовольствия.
– Я чувствую себя замечательно! – объявил он. – В жизни не было так хорошо!
Голова кружилась от слабости, сердце прыгало, голова раскалывалась от боли, но он сказал чистейшую правду.
– Самое лучшее впереди, отец, – сказала Франя с облегчением. – Лучшее... впереди... – Она включила корректировочные двигатели, и космоплан мягко выкатился из солнечного сияния.
Боже, вот она! Громадная и величавая, блещущая, как драгоценный камень на черном вельвете Вселенной. Тысячи раз Джерри видел это зрелище – в фильмах, по видео. Он мечтал о нем, он представлял его себе всю свою жизнь. И все же оно его ошеломило. Моря сияли несказанной голубизной, они казались безднами, уходящими вниз, до земного ядра. Континенты лежали как исполинские мохнатые звери. Облачные массы отбрасывали тени на Землю, было видно, как они двигаются. Вся Земля выглядела шевелящейся, неутомимой, величественно живой.
Джерри плыл в невесомости, как дельфин, застывший в высшей точке своего прыжка. Он смотрел вниз, туда, откуда он вырвался, – так первая двоякодышащая рыба, выползшая на берег, могла оглянуться и замереть в изумлении перед зеркальной гладью океана.
Орбита «Конкордски» пересекла терминатор [81], но казалось, что сама Земля горделиво повернулась, чтобы показать огни городов, разбросанных по громадным континентам. Они собирались в туманности, в звездные скопления на побережьях. Будто бы сама Галактика отражалась в Земле, обещая золотой век космонавтики, когда людские города будут сверкать между звезд.