Если правительство намеревалось взять предприятие себе, ему теперь уже не требовалось предварительно захватить большинство голосов акционеров. Этот акт часто оформлялся как «учреждение особого управления» предприятием, и, чтобы перетряхнуть по своему усмотрению состав его администрации, власть не испытывала нужды доказывать, что объектом воздействия является «неприятельское» заведение. Если хозяева из числа союзнических дельцов возмущались вторжением в свое право распоряжаться собственностью, власть это мало смущало. Совет министров 2 октября 1915 г. разъяснил, что, например, протестуя против якобы намечаемого секвестра «Русского а. о. электрических районных станций», французское посольство, оказывается, плохо разобралось в российских правовых тонкостях. Ни «отобрания» предприятия в казенное управление, ни «полного устранения собственника от заведования» им, как это бывает при секвестре, правительство не намечало. Предполагалось «сохранить наличных членов ныне существующего правления» с «включением в его состав правительственных чинов от заинтересованных ведомств». А значит, французам, бельгийцам, швейцарцам нечего волноваться: нет сомнений, что «имущественные интересы акционеров — подданных дружественных или нейтральных держав — найдут себе надлежащую оценку и достаточно внимательную охрану». Не стоит так уж держаться за именно тот состав правления, какой сформирован самими собственниками. Правительственные члены правления вводятся только для того, чтобы ведомствам быть в курсе дел общества. Их полномочий хватит лишь на то, чтобы приостановить те действия правления, какие они сочтут вредными{781}.
В российском законодательстве до 1915–1916 гг. отсутствовало разработанное понятие секвестра. Когда с началом войны потребовалось обратить это оружие против «германских» фирм, начались недоразумения, поскольку не были определены ни порядок наложения секвестра, ни его «гражданские последствия» — не было «никаких указаний о силе договоров, имеющихся у предприятий, об отношениях секвестраторов к правлению и другим органам управления предприятием, о вознаграждении и пр.». Междуведомственное совещание, занимавшееся выработкой мер против германских и австрийских фирм, нашло, что имеющиеся старые нормы о секвестре (в Положении о местностях, объявленных состоящими на военном положении) страдают «крайней недостаточностью и неопределенностью». Они изданы были «в то время, когда, собственно, не имелось в виду… применение таковых (норм о секвестре. — В. П.) к предприятиям торгово-промышленного характера». К маю 1915 г. Министерство земледелия, на которое возлагалось заведование отобранной собственностью, подготовило «проект общих положений» о заведовании «секвестрованными имуществами, принадлежащими подданным воюющих с Россией государств», и он прошел шлифовку в совещании при Министерстве юстиции с учетом пожеланий торгово-промышленных организаций{782}. Но практика опережала законодателей и заставляла пересматривать заготовленные проекты.
Ширившийся произвол затрагивал интересы не только «неприятельских» предпринимателей, но и «своих», и это особенно проявилось с созданием Особого совещания при военном министре («майское Особое совещание по обороне»; положение утверждено Николаем II 7 июня 1915 г.). Особое совещание пользовалось правом секвестровать предприятия, если их хозяева, кто бы они ни были, «по каким бы то ни было причинам» отказывались «от принятия или исполнения» военных заказов или вообще проявляли «неподчинение требованиям» военного министра. На эти предприятия теперь можно было ставить своих управляющих.
4 июля 1915 г. Особое совещание по обороне обсудило вопрос, что делать с секвестрованными предприятиями, и пришло к заключению, что их можно передавать в распоряжение тех общественных организаций и частных лиц, какие будут об этом просить. Возникало, однако, опасение, что отобранное имущество попадет в руки «не заслуживающих доверия лиц и организаций». Признав, что нужен специальный закон, определяющий порядок таких действий, совещание решило просить главноуправляющего землеустройством и земледелием А.В. Кривошеина по соглашению с министром торговли и промышленности подготовить законопроект о порядке управления секвестрованными предприятиями{783}.
На заседаниях Совета министров Кривошеий оценивал предоставленное военным властям право секвестра как мощное средство воздействия на предпринимателей, но рассматривал невнятность существующих формулировок как некое их преимущество и тормозил окончание подготовки детализированных норм. Получив от Особого совещания по обороне просьбу-задание о выработке законопроекта, он 18 июля 1915 г. ответил военному министру Поливанову, что, по его мнению, в новом законе «не представляется надобности», достаточно и того, что уже сказано в Правилах о военном положении. А сказано в них было, что, во-первых, секвестрованные имущества «передаются в заведование учреждений государственных имуществ» (то есть в ведомство Кривошеина) и, во-вторых, при управлении отнятыми у владельцев предприятиями «отнюдь не может быть» целью «извлечение наибольшего дохода», чего, естественно, добивались бы от предприятий их владельцы. Казенное управление должно было обеспечить «лишь правильное и целесообразное использование их в интересах государственных»{784}.