Оставляя в стороне приятно волнующие данные о действительно значительном росте специальных производств, наблюдавшемся в годы войны, приходится — в согласии с реальностью достигнутого — признать, что русская военная промышленность, ее главнейшие в стране заводы не произвели чуда. В состязании с передовыми державами не оправдалась надежда на спасительное действие щедринского старозаветного политэкономического принципа «йен доста-а-нит». «Теперь, через 2,5 года войны, имеется ясное свидетельство о правильности принятого решения по заказу пороха в Америке и Японии, — с видимым удовлетворением констатировал обвиненный за всю артиллерию Кузьмин-Караваев в показаниях в январе 1917 г. — 50 процентов расходуемого в боях пороха ныне получается из-за границы, почти исключительно от тех заводов, которые поставили производство нашего пороха по моим заказам в сентябре 1914 года»{832}. Также и в снабжении фронта винтовками Россия смогла обеспечить себя лишь наполовину. Для самостоятельного производства тяжелой артиллерии база почти отсутствовала. Сколько могла дать русская механическая промышленность массовых видов артиллерии и снарядов, остается неизвестным, потому что предельный объем такого рода продукции устанавливала другая отрасль военного хозяйства — металлургия. Получаемого металла могло хватить либо на те или иные снаряды, либо на те или иные пушки, либо на железнодорожные рельсы; приходилось что-то из этого выбирать.
При всем стремлении ослабить убедительность представлений об отсталости российской экономики военного времени, Н. Стоун пришел к выводу, что нельзя списать все провалы на нераспорядительность сухомлиновской администрации: важнее «то, что являлось в действительности основной проблемой, — проблема хозяйственного развития. Пушки и корабли, — пишет Стоун, — нельзя построить без предварительных больших инвестиций», размер посильных расходов, вызываемых военными приготовлениями, зависел от степени отсталости экономики{833}.[216] Но действительно, само состояние экономики испытывало на себе действие идей, владевших умами правителей, влияние их представлений о пределах допустимого произвола в отношении собственников стратегически важных производств, а также и в отношении рабочих, занятых изготовлением вооружений. Особое правосознание верхов, основанное на иррациональной вере в самобытные устои народной и государственной жизни, ускоренно «прогрессируя» в условиях войны, расшатывало не только хозяйство империи, но и способность трудового населения переносить наглое попрание его интересов и достоинства.
За полгода до гибели правительство признавало, что не располагает для ведения войны «достаточно развитой промышленностью»{834}. При международных сравнениях обычные в наше время указания на то, что Россия по уровню промышленного развития находилась недалеко от Франции, плохо согласуются с теми данными, которые характеризуют способность французской индустрии снабжать и свою и русскую армию вооружением и боеприпасами. Признавая за военной промышленностью роль критерия для оценки внутреннего состояния любой воюющей страны, придется приложить его и к России; при этом многое может сказать о хозяйственных силах империи сопоставление с тем, каковы были результаты военного напряжения Франции.
В одном только захваченном противником районе Брие французы в 1914 г. потеряли 83% добычи железной руды, свыше 60% производства чугуна, стали и угля, 45% электроэнергии. Тем не менее к концу первого года войны французская армия была оснащена «лучше любой другой союзной армии»; она уже не испытывала недостатка в винтовках, патронах, полевых орудиях и снарядах к ним, хотя не имела излишка в орудиях и винтовках. Франция производила больше артиллерии и боеприпасов, чем Англия, снабжала ее Экспедиционный корпус орудиями и танками, большей частью самолетов, 4/5 снарядов. Американские войска, прибывшие в 1917 г. в Европу, использовали против немцев 4194 орудия. В основном (3532 ствола) это были орудия, изготовленные на французских заводах, так же как 4874 из 6364 самолетов. Потеряв 85 из 170 доменных печей, 48 из 164 мартенов, 53 из 100 конверторов, 104 прокатных стана и т. д., Франция заново создавала промышленность чугуна и стали; часть угля и железа поступала из Англии. На удерживаемой территории французы удвоили количество металлургических печей и тиглей, на 75% увеличили количество электроплавильных печей, и эта страна «почти чудесным образом» превратилась в «арсенал Антанты». К середине 1915 г. французская артиллерия располагала почти таким же количеством легких орудий, как русская, но сверх того имела 3538 тяжелых орудий (в 1916 г. 3376), промышленность выпускала в начале 1916 г. 148 тысяч 75-мм снарядов в день{835}.
216
Джоунс это противоречие, появившееся у Стоуна, не воспринимает и более последовательно отрицает существенную роль экономической отсталости вообще и финансовой слабости