— Он понимал, что мое положение больше держится на моих изобретениях, а не на чинах или царской милости. Это развязывает руки.
— Вы довольно искренни, — вот тут Горчаков удивился.
— Не то что при австрийском дворе, верно? — я продолжал ходить по грани. Хотелось четко понять, чего от меня хотят получить, а еще… Что за человек на самом деле этот будущий «железный канцлер».
— Вы слышали обо мне, — Александр Михайлович задумался. — И ждали этого разговора.
— Если честно, я больше ждал появления лично Михаила Дмитриевича, но раз государь решил послать не боевого генерала, а вас, то мои шансы выше, чем могло бы показаться. Так?
— И проницательны.
— А Пушкин не врал, когда писал, что вы умеете сходиться с людьми. Вам хочется верить.
После упоминания поэта Горчаков неожиданно замкнулся, а я вспомнил, что в будущем он весьма неохотно жертвовал на его памятник. Кажется, между этой парочкой пробежала довольно жирная кошка. Надо иметь в виду.
— Может быть, к делу? — нарушил я паузу.
— Что ж, можно и так, — Горчаков поправил очки. — Государь уверен, и тут я с ним полностью согласен: России нужен мир. Нужно время, чтобы прийти в себя, и если и вмешиваться в новые конфликты, то только когда мы будем готовы к ним лучше наших противников.
Я вывел для себя еще одну черту Горчакова — осторожность. Иногда это приносило пользу, но иногда… В памяти всплыли новые воспоминания о его деятельности. Многие считали, что Александр Михайлович, придя к власти на волне поражения, всегда хотел отплатить Австрии за ее предательство. Это же привело его к поддержке Пруссии и дружбе с Бисмарком, что сначала даже позволило выйти из навязанных условий Парижского мира, но что дальше?
Россия обрела флот на Черном море, но оказалась в полной зависимости от экономики Пруссии. А новый Тройственный союз? Чем-то он походил на Священный союз Александра I, вот только при его внуке и Горчакове мы оказались там совсем не на первых ролях. И это привело к закономерному финалу. Россия поддерживала решения, выгодные союзникам, но когда пришло ее время… Когда нам была нужна поддержка после русско-турецкой войны 1877−78 годов, чтобы закрепить итоги Сан-Стефанского мира, Пруссия и Австрия остались в стороне. Опять.
Берлинский конгресс стал итогом всей работы Горчакова, украл победу, которую добыли наши солдаты на поле боя. И вот сейчас разве он не пытается сделать то же самое? Из добрых побуждений, но… Сколько это будет стоить России? Я как-то разом заметил, что у Горчакова дрожат при каждом движении свисающие толстые щеки, а вид в очках так походил на моду тех, кто собирался вокруг великого князя Константина. А ведь они и будут дальше работать вместе.
Все эти мысли пронеслись в голове всего за мгновение, но теперь я смотрел на своего собеседника не как на будущую легенду, а как на противника. Или… Еще ничего не решено, и таланты Александра Михайловича, которые точно есть, по-прежнему могут принести пользу Родине? Но удастся ли мне перетащить его на свою сторону? Впрочем, если не спешить…
— А вы уверены, что наши враги готовы лучше? — я обвел рукой виднеющиеся вдали глади Дарданелл. — Они пришли к нам, но это мы взяли проливы. Мы всего лишь двадцатью тысячами держим в напряжении армии Англии, Франции и Турции, вытягивая все силы с других направлений.
— Вы правильно сказали, — Горчаков ни капли не смутился, — что у вас двадцать тысяч. Если быть точным, в строй сейчас могут встать всего шестнадцать с половиной, но это не так важно. Вот только что будет, если вы проиграете, если вас сотрут в порошок? Вы же не будете спорить, если я скажу, что другие части готовы гораздо хуже? И что тогда будет ждать Россию?
— Россию будет ждать мир на долгие годы, если вы усилите нас.
— А разве проблема только в людях? Я видел, как вы модернизируете «Париж», видел, как все до единой ракеты, снаряды и бомбы в тот же день идут на передовую. Вы держитесь, но, будь у вас в запасе, скажем, еще год, разве не сражались бы вы лучше?
— Но и враг подготовится.
— Так опередите его! Но без сражений, мирно. Чтобы одной силы вашего имени, чтобы одного вида кораблей и бронированных машин оказалось достаточно, чтобы наши дипломаты и без смертей смогли добиться справедливости. Армия — это аргумент, но стоит ли начинать спор именно с него?
Я думал, как перетащить на свою сторону Горчакова, а тот, кажется, пытался сделать то же самое со мной. И ведь был смысл в его словах, немного, но был.
— То есть вы предлагаете отступить? — продолжил я. — Отдать все, за что мы проливали кровь, и просто готовиться, чтобы сделать это еще раз? Поверьте, как бы убедительно ни звучали ваши слова, те же проливы без боя нам никто не отдаст. За некоторые вещи можно только бороться!