Я писала эту книгу для всех, кому может оказаться интересной судьба русской ёлки, и мне хотелось, чтобы она была понятна всем: и школьникам, и студентам, и уже немолодым людям, которым она напомнит, быть может, их детские ёлки. Адресуясь к так называемому «широкому читателю», я тем не менее сохранила весь справочный аппарат для того, чтобы каждый заинтересованный в истории ёлки в России смог бы обратиться к источникам, которые я использовала, и для того, чтобы каждый желающий смог продолжить, дополнить и исправить моё исследование.
В процессе работы мне помогали многие люди — справками, участием, заинтересованностью в теме моего исследования. Всех здесь не перечислить; но к каждому из них я испытываю чувство глубокой признательности. Я благодарна слушателям моих лекций и докладов об истории русской ёлки: учащимся Петербургской классической гимназии, студентам Таллинского педагогического университета, аспирантам Ратгерсского (штат Нью-Джерси) и Колумбийского университетов, а также университета штата Нью-Йорк (США, г. Олбани). Особенно тёплые воспоминания я храню о слушателях курса лекций по истории и мифологии русской ёлки, прочитанных мною в 1998 году в Даугавпилсском педагогическом университете (Латвия). По окончании этого курса я и решила написать книгу о ёлке.
Научный интерес к ёлке поддерживался и подогревался моим личным отношением к ней. С тех пор, как я помню себя, её образ присутствует в моём сознании. Я помню свою первую ёлку, которую мама устроила для меня и моей старшей сестры. Было это в конце 1943 года в эвакуации на Урале. В трудное военное время она всё же сочла необходимым доставить своим детям эту радость. С тех пор в нашей семье ни одна встреча Нового года не проходила без ёлки. Среди украшений, которые мы вешаем на нашу ёлку, до сих пор сохранилось несколько игрушек с тех давних пор. К ним у меня особое отношение…
Образ дерева в мировой мифологии
Одухотворение и почитание деревьев, вера в то, что деревья (впрочем, как и все растения) являются живыми существами, в которые перешли души умерших, и что боги выбирают себе те или другие деревья для того, чтобы жить в них, издревле было свойственно всем народам. Переселившись в дерево, духи защищают человека от злых сил и неблагоприятных природных явлений.
Дерево воспринималось «носителем жизненных энергий, связывающих в единое целое мир человека, природы и космоса» [387, 12]. В зависимости от географических и климатических условий, а также местных традиций возникал культ дерева определённой породы, а вместе с ним — и поддерживающие его обычаи. Объектом поклонения могли быть дуб, сосна, кипарис, ясень, эвкалипт и прочие деревья, в наибольшей степени характерные для той или иной климатической зоны. При этом считалось, что духи находят себе пристанище по преимуществу в наиболее раскидистых и высоких деревьях [153]. Особое предпочтение обычно отдавалось вечнозелёным растениям: сосне, ели, можжевельнику, кипарису и другим, поскольку, согласно бытовавшим верованиям, наполненность вечной силой проявляется в них в большей степени, чем у опадающих на зиму лиственных. Благоговейное отношение к вечной зелени известно с древнейших времён. В Греции главным священным деревом считался кипарис; в Риме поклонялись фиговому дереву Ромула, а также кизилу, росшему на склоне Палатинского холма. Признаки увядания этих деревьев вызывали во всём городе чувство ужаса, поскольку их засыхание, утрата ими свежести воспринимались как болезнь живущего в дереве духа, который заболевает и умирает вместе с деревом [453, 131]. Поэтому во многих первобытных культурах порубка и порча деревьев расценивались как преступление, убийство: виновник их гибели подвергался жестокому наказанию. Индейцы, например, использовали для хозяйственных нужд только те деревья, которые упали сами. Вдыхание дыма горящих ветвей священного дерева могло вызвать временную одержимость, которая, как считалось, наделяла человека способностью к предсказаниям [453, 8-11].
Стремясь получить от дерева поддержку, люди совершали различного рода обряды, в которых проявлялось поклонение ему и почитание его. Иногда эти ритуальные действа производились вне дома, за пределами «домашнего», «своего», пространства. Люди шли в лес, в поле или к источникам, где росло почитаемое ими дерево или группа деревьев (священная роща, лес), которые могли служить предметом культа в течение многих лет или даже десятилетий: «священное дерево, растущее возле источника, — явление едва ли не универсальное в религиозной практике» [321, 8].
Иногда культовое дерево срубали и использовали в праздничных процессиях, где его несли впереди шествия. В результате само дерево погибало, но уверенность в том, что его использование — по существу «участие» — в церемонии благотворно скажется на судьбе людей, побуждало из года в год повторять данный обряд. Умершее дерево, согласно верованиям, не теряло своей магической силы и после окончания празднества его увядшей листве и стволу приписывалась способность благотворно влиять на судьбу человека: излечивать больного, повышать урожайность зерна, плодородие скота и людей, охранять человека от опасности. Поэтому по окончании ритуала использованное дерево сжигали, пепел развеивали по полю, а уголья употребляли для лечения людей и скотины.
Культовое отношение к деревьям обычно связывалось с определённым праздничным сезоном. Так, например, египтяне в день зимнего солнцестояния украшали дома зелёными пальмовыми ветками; римляне во время празднования сатурналий прикрепляли к ветвям деревьев зажжённые свечи; то же самое в дни рождения «нового солнца» за 2000 лет до нашей эры делали и друиды — жрецы древних кельтов. Широко известен старинный европейский обычай отмечать первый день мая с «майским деревом», которое проносилось по деревне, а в конце праздника сжигалось. Грузины к 31 декабря заготавливали для очага грабовые дрова и «чичилаки» (толстые ветки мелкого орешника), служившие у них ритуальным новогодним деревом, символом изобилия. В Сванетии на Новый год в доме обычно устанавливалась берёзка. У других кавказских народов ель и берёза (берёза с орехом или ель с дубом), стоявшие вместе, всегда рассматривались как средоточие жизненных сил, воплощение символики оплодотворения — как соединение мужского и женского начал [387, 12]. Молодёжь кавказских горских евреев ночью в первый день весны шла в лес на поиск «шам агажи» («дерева-свечки»), которое срубали, разводили из него костёр, прыгали через него и пели [478,15].
У ряда европейских народов во время рождественского сезона издавна использовалось рождественское (или святочное) полено, громадный кусок дерева или пень, который зажигался на очаге в первый день Рождества и понемногу сгорал в течение двенадцати дней праздника. Согласно распространённому верованию, бережное хранение кусочка рождественского полена в течение всего года защищало дом от огня и молнии, обеспечивало семье обилие зерна и помогало скотине легко выносить потомство. В качестве рождественского полена использовались обрубки стволов ели и бука. У южных славян — это так называемый бадняк,у скандинавов —juldlock, у французов — le bûche de Noël (рождественский чурбан) [см.: 426, 127-131].
В Европе с языческим празднеством зимнего солнцестояния издавна была связана омела (кустарниковое растение, паразитирующее на ветвях других деревьев и имеющее зеленовато-белые плоды, которые появляются как раз в середине зимы). Поклонение омеле известно со времён кельтов. Её использование в дни зимнего солнцестояния как священного растения было характерно и для древних римлян (вспомним строки Иосифа Бродского: «Провинция справляет Рождество. / Дворец наместника увит омелой…» [58, 27]). Языческое происхождение поклонения омеле подтверждается тем, что христианские священники долгое время не разрешали вносить её в церковь. Даже в наше время омелой (а также остролистом, плющом и хвоей) по преимуществу украшают жилые дома, в то время как «другой зеленью падубом, плющом, самшитом — украшают как дома, так и церкви» [174, 86]. Только в Англии, для которой культ омелы особенно характерен, на Рождество её вьющимися ветвями украшают как жилые дома, так и церкви. В основании до сих пор существующего у англичан мистического уважения к омеле лежит идея вечной жизни [506, 230].