Если отражённый в легендах эпизод действительно имел место и если именно Лютер породил обычай устанавливать в доме ель в канун Рождества — Сочельник, то всё же следует сказать, что его примеру соотечественники последовали далеко не сразу. Через полстолетия после смерти Лютера на территории Германии ещё не заметно каких бы то ни было следов широкого использования ели в качестве рождественского дерева. Первое письменно зафиксированное свидетельство этого относится к 1605 году: на Рождество некий немецкий путешественник пришёл в Страсбург, бывший в то время вольным городом империи, пересёк Рейн и увидел в домах тамошних жителей украшенные (но не освещённые) ёлки. Он писал по этому поводу: «В Страсбурге на Рождество приносят в дома еловые деревья, и на эти деревья кладут розы, сделанные из цветной бумаги, яблоки, вафли, золотую фольгу, сахар и другие вещи» [513, 46]. Из Страсбурга обычай устанавливать в домах ярко украшенное рождественское дерево начал распространяться по другим деревням и городам вдоль по Рейну. Это обыкновение стало достаточно широко известным, так что пасторы вдруг увидели в нём опасность. Один лютеранский теолог в своих проповедях неоднократно осуждал новый обычай, говоря, что своим блеском, сверканием и очарованием рождественское дерево отвлекает людей от мыслей о Рождестве младенца Христа, который должен быть единственным центром праздничного торжества.
Обычай зажигать на дереве свечи — очень давний и неоднократно упоминается в литературных произведениях; так, например, в легендах про короля Артура встречаются эпизоды, в которых описывается освещённое дерево [501]. Первые письменные данные о рождественском дереве с зажжёнными на нём свечками, установленном в центре Нижней Саксонии городе Ганновере, относятся ко второй половине XVII века. При этом говорится не об одном еловом дереве, а о нескольких маленьких деревцах со свечками на каждой ветке. Со временем группа деревьев была заменена одной большой ёлкой [68, 149]. Рождественское дерево со свечами и украшениями впервые упомянуто в 1737 году. Пятьюдесятью годами позже датируется запись некой баронессы, которая утверждает, что в каждом немецком доме «приготавливается еловое дерево, покрытое свечами и сластями, с великолепным освещением» [513, 47].
Таким образом, окончательно на территории Германии рождественская ёлка была освоена только к середине XVIII века. В романе Гёте «Страдания молодого Вертера», вышедшем в свет в 1774 году, мельком, как уже о чём-то хорошо знакомом и привычном, говорится, что дети поедут к Лотте на ёлку и получат там подарки:
Дети вскоре нарушили его (Вертера. — E.Д.) одиночество, они бегали за ним, висли на нём, рассказывали наперебой: когда пройдёт завтра, и послезавтра, и ещё один день, тогда они поедут к Лотте на ёлку и получат подарки; при этом они расписывали всяческие чудеса, какие им сулило их нехитрое воображение.
На рубеже XIX столетия на площадях немецких городов в Сочельник начали устанавливать большие еловые деревья. Свидетельством окончательного усвоения немцами этого обычая можно считать наличие ёлок на больших рождественских ярмарках. Если в 1785 году на ярмарке в Лейпциге ёлки ещё не продавали, то в 1807 году на Дрезденской ярмарке их уже было очень много. Только с этого времени рождественское дерево стало стремительно распространяться по всей Германии.
В Сочельник установленную в доме ёлку украшали блёстками, мишурой, освещали свечками, лампочками или фонариками. Под ней или же на её ветвях раскладывали подарки вначале только для детей, а позже — и для остальных членов семьи. К верхушке прикреплялась Вифлеемская звезда или же геральдический ангел. Дерево (а иногда лишь одна его ветка) стояло в доме в течение всего праздничного периода. Во многих местах считалось необходимым выносить ёлку из дому перед Двенадцатой ночью (или Богоявлением). Согласно распространённому суеверию, во избежание несчастья все рождественские украшения должны были быть убраны из церкви перед Свечной мессой. Считалось, что любая хвоинка или еловая веточка, оставшаяся на церковной скамье, способны принести смерть тому, кто сядет на эту скамью. По той же причине немцы следили и за тем, чтобы на рождественском дереве было чётное количество свечей [506, 388].
Освоенный в Германии обычай к началу XIX столетия начинает распространяться по другим странам Европы. Первыми переняли у немцев рождественское дерево жители северных европейских стран, хотя наряженная ёлка не получила среди них полного признания вплоть до середины XIX века. Гораздо чаще хвойными ветками они украшали лишь потолок и двери домов. Иногда же вместо ёлки использовался обвитый красной и зелёной бумагой шест, освещённый восемью или десятью свечками [174, 109]. Первые сведения о рождественском дереве в Швеции относятся к концу XVIII века, в Финляндии — к 1800 году, в Дании — к 1810, а в Норвегии — к 1828 году. В Бельгии и в Нидерландах рождественское дерево (Kerstboom) было освоено только к середине XIX века, а во многих провинциях этот обычай до сих пор ещё не принят: его, например, совсем не признают в некоторых частях Фландрии. И всё же в настоящее время «в большинстве городских и сельских домов такая нарядная ёлка, увенчанная звездой и обвешанная блестящими шарами, яблоками и конфетами, стала необходимой принадлежностью» зимнего праздника [174, 75]. К Рождеству ветки падуба, омелы и ели в города Бельгии и Нидерландов доставляют на баржах по каналам и продают их на рынках и просто на улицах.
Полагают, что в Париже рождественское дерево впервые появилось в 1840 году при дворе короля Луи Филиппа. Инициатором этого события стала невестка короля лютеранка герцогиня Елена Орлеанская, урождённая немецкая принцесса Мекленбургская. Дерево было воздвигнуто перед королевским дворцом Тюильри. Однако обычай рождественской ёлки распространялся по Франции медленно, возможно, потому, что впервые дерево было установлено снаружи, а не внутри помещения, отчего его нельзя было осветить свечами, и вид у него был не слишком эффектный. Кроме того, во Франции долго сохранялся обычай жечь в Сочельник рождественское полено (le bûche de Noël), и ёлка усваивалась медленнее и не столь охотно, как в северных странах. В рассказе-стилизации писателя-эмигранта М.А. Струве «Парижское письмо», где описываются «первые парижские впечатления» русского юноши, отмечавшего Рождество 1868 года в Париже, говорится: «Комната … встретила меня приукрашенной, но ёлки, любезной мне по петербургскому обычаю, даже хотя бы и самой маленькой, в ней не оказалось» [414, 635].
Считается, что в Англии первое рождественское дерево было установлено в 1841 году, когда королева Виктория вышла замуж за немца Альберта Саксен-Кобургского. Именно тогда в Виндзорском замке (летней королевской резиденции) по настоянию принца и было устроено рождественское дерево «для удовольствия его молодой жены и маленьких детей». По прошествии Рождества, проведённого с украшенной и освещённой елью, принц Альберт писал своему отцу о «милом рождественском Сочельнике», который им самим ожидался с большим нетерпением: «Сегодня я принимал двух своих деток для того, чтобы вручить им подарки; они (и сами не зная почему) были очень счастливы и дивились на немецкое рождественское дерево и его блестящие свечи» [510, 75].
После этого хозяева каждого британского дома стали подражать королевской семье, и этот обычай столь же распространился, как обязательные рождественские блюда — жареный гусь и плум-пудинг [1, 20]. В декабрьском номере лондонской газеты «News» за 1848 год была помещена иллюстрация, на которой изображалась королевская семья, собравшаяся около рождественского дерева, и дано подробное описание молодой ели высотой около восьми футов с прикреплёнными к её ветвям восковыми свечами и маленькими корзиночками (бонбоньерками), наполненными бонбонами (конфетами) и другими сластями. На вершине дерева была установлена маленькая фигурка ангела с распростёртыми крыльями и с венками в обеих руках [510, 75]. Чарльз Диккенс в очерке 1830 года «Рождественский обед», описывая английское Рождество, о ёлке ещё не упоминает, а пишет о традиционной для Англии ветке омелы, под которой мальчики, по обычаю, целуют своих кузин, и ветке остролиста, красующейся на вершине гигантского пудинга [115, I, 298]. Однако в очерке «Рождественская ёлка», созданном в начале 1850-х годов, писатель уже с энтузиазмом приветствует новый обычай: