Достигнутое единение было кратковременным и распалось вскоре после выставки. Тем не менее оно, зафиксировав свое присутствие в определенном месте историко-художественного движения, позволяет говорить о новых принципах образования стилевой тенденции, исходящей как бы из одной точки — от определенной творческой индивидуальности. Происходит приближение к тому стилевому единству, которое образуется в рамках школы, возглавляемой творческой личностью. «Голубая роза» еще не может претендовать на полновесную реализацию этой новой общности, ибо, во-первых, последователи Мусатова объединяются уже после его смерти, а во-вторых, их близость вскоре начинает ослабевать и сходить на нет.
В дальнейшем взаимоотношение открывателя и его школы дает результаты далеко не сразу. Стилевое единство «классических» «бубновых валетов»[99] не скреплено опытом какого-то одного из художников, а является следствием коллективных усилий. Основную группу бубнововалетовцев можно было бы назвать школой без руководителя, что напоминает стилевые образования, уже имевшие место прежде — например, основное ядро «Мира искусства» или «Союза русских художников» в его московской части.
Если «Бубновый валет» прерывает начатую «Голубой розой» линию, то «Ослиный хвост» ее восстанавливает. Первенство Ларионова в кругу «Ослиного хвоста» неоспоримо. Его открытия в области неопримитивизма и лучизма дали повод для движения по предначертанному пути. В ларионовскую художественную систему вписываются такие яркие индивидуальности, как Гончарова, Шевченко, Ледантю, Чекрыгин, что не дает оснований полностью отождествлять эту общность со школой — в том понимании, в каком сложатся школы Малевича, Матюшина, Филонова. Но ларионовская «школа» дает пример счастливого равновесия между общим и индивидуальным. Дистанция между разными ее представителями достаточно велика, чтобы каждая индивидуальность сохранила свой суверенитет и осталась не поглощенной общими принципами объединения. При этом можно быть уверенным, что дело здесь не в слабости руководителя движения, а скорее в силе его последователей и в достаточной широте общих установок стилевой тенденции, дающих возможность не только не потерять свое лицо, но и выявить индивидуальность, учтя коллективный опыт и опыт главы движения. В более поздних «школах-стилях» эта гармония нарушается.
Среди мастеров начала XX века художники ларионовского объединения первыми проявили отчетливую страсть к самоидентификации, к определению своих творческих принципов. Брошюра Шевченко о неопримитивизме, многочисленные статьи Ларионова и его сподвижников о лучизме явились манифестами авангардного уровня: в них не только объяснялись приемы и применяемые методы, но и устанавливались факты причастности авторов к новым художественным открытиям, то есть индивидуальность возводилась в ранг творца стиля. Эта черта особенно показательна для авангардного движения, для авангардистского менталитета.
Ларионов и его сподвижники были первыми выразителями и утвердителями своего приоритета. За ними последовали другие. По мере раскручивания мощной пружины, сообщившей стремительность художественно-изобретательскому порыву, все более определенно вырисовывается самый типичный и самый кардинальный вариант взаимоотношения личности художника и стиля. Художник-новатор превращался в непосредственного создателя нового стиля. Школе надлежало идти по его следам, распространяя стиль, закрепляя за ним завоеванную территорию.
Самым значительным таким завоевателем был Малевич, который не раз на протяжении одного десятилетия создавал школу. Впервые он стал открывателем нового стиля в конце 1915 года, когда обнародовал на выставке «0,10» свой супрематизм, сопроводив цикл работ, продемонстрированных зрителям, изданием манифестов. Вскоре возникло общество под названием «Супремус», куда входили Клюн, Удальцова, Попова, Розанова, Экстер и некоторые другие живописцы. Хотя произведения этих художников стояли ближе к малевичевскому образцу, чем работы ларионовцев к картинам самого Ларионова, некоторый простор для выражения творческой индивидуальности сохранялся, что принесло ощутимые результаты. Супрематизм в первоначальном своем варианте утвердился как сильное и плодотворное художественное движение второй половины 1910-х годов.
99
Под последними я подразумеваю тех, кто составил постоянное ядро объединения (Кончаловский, Машков, Лентулов, Фальк, Куприн, Рождественский), и не имею в виду Ларионова и Гончарову (хотя они и были в числе организаторов «Бубнового валета»), быстро покинувших общество, а также тех, кто время от времени участвовал в его выставках.