II.
Его зовут Алексей Борисович Лебедев. Следующей весной ему исполнится пятьдесят. Когда-то он был милиционером - участковым в селе Ордино, километрах в десяти от этой опушки.
- В милиционеры я пошел после армии: служил в погранвойсках в Эстонии, на острове Сааремаа. Сам отсюда, и когда после своей деревни оказываешься, по сути, за границей, начинаешь задумываться о том, почему у тех же эстонцев культура выше, чем у нас. Почему у них пьяных нет? Почему у них чистенько все и красивенько? Я, наверное, тогда всю нашу систему и возненавидел, и как вернулся в родные края, не было уже мне покоя.
На завод не пошел, устроился в милицию, пограничников брали кинологами, и несколько лет, уже не помню сколько, я проработал кинологом в районе. Собаку кормил на свои деньги, постоянно по этому поводу ругался с начальником отдела майором Назаровым, но все без толку. Потом не выдержал, сдал собаку в отдел, перевелся в опера. Был опером, когда в Москве начался путч. Увидел по телевизору Ельцина на танке, взял оружие и поехал в Москву его защищать. Добрался до Ярославля, там меня завернули, отвезли в отдел, передали на руки Назарову. Наказать меня никто не решился, гражданская позиция все-таки, но в отделе за Ельцина был я один, а остальные все за коммунистов. Начали мне мешать. Однажды дело секретное пропало: я его должен был отправить в областной архив, а оно исчезло. Вкатили мне неполное служебное соответствие, дело потом нашлось, а неполное соответствие с меня так и не сняли.
Перевели в участковые, но я и там с системой общий язык не нашел. Допустим, была у меня разнарядка: столько-то народу в ЛТП отправить. А я же вижу, что пользы от этого никакой. Одного вылечили, так он таким скотом стал, что уже через месяц жена и родной сын его топором разрубили на куски и в озеро бросили. И я честно начальству говорил: не нужно никого в ЛТП отправлять. Потом ЛТП закрыли, так что в итоге я прав оказался.
III.
Весной 1992 года старший лейтенант Лебедев уволился из милиции и зарегистрировал крестьянское хозяйство, получил в пользование 6 гектаров лесной опушки под Отрадным. Жена, Алевтина Рюриковна, говорила, что эти крестьянские хозяйства - обман и чепуха. Наверное, была права. Фермером Алексей стать не сумел, и даже не столько по своей вине, сколько потому, что участок оказался так себе, болото да лес, причем деревья вырубать не разрешало лесничество, на которое справка о праве землепользования из райадминистрации никакого впечатления не произвела. Алевтина все капала на мозги: ищи, мол, работу, не то заберу детей и уйду. Алексей ее не слушал, а однажды отправился на рыбалку, возвращается - ни жены, ни детей, ни вещей.
Алевтина с сыновьями Борей и Женей уехала жить в деревню к сестре Алексея. Но в деревне не было работы (Алевтина по профессии швея), через неделю вернулась, говорит: давай квартиру делить.
- Я этой грязи не захотел. - Алексей машет рукой, показывая куда-то в сторону Отрадного. - Погрузил свои вещи на детские саночки и ушел в лес. Десять лет уже прошло с того дня. Десять с половиной.
IV.
В разладе с женой Алексей теперь винит себя.
- Это ж тоже ментовская система: все с бабами шляются, ну и я шлялся. Алевтина страдала, а я этого тогда не понимал. Сейчас (год, может быть, назад) я перед ней покаялся, мы помирились, и с ребятами я снова начал общаться. Можно сказать, только теперь по-настоящему себя отцом почувствовал. Только теперь, когда одному двадцать четыре, а другому двадцать пять. А когда мы вместе жили, я про них ничего не знал, не знал даже, что они из дому однажды убегали, не хотели в семье жить. Это мне Алевтина рассказала. А сама она живет с другим мужиком, но они меня иногда к себе пускают, то чаю попить, а то и заночевать, если в лесу совсем уж холодно. Я ее спрашиваю: может, он тебя обижает, может, прогнать его или просто проучить? Но она говорит, что все нормально. А я все эти годы без женщин. Может быть, в конце концов с кем-нибудь и сойдусь, но пока мне и одному хорошо. А женщина мешает с природой в гармонии быть.
Гармония с природой началась не сразу. Первые две зимы Алексей жил в вырытой им на своем участке землянке. Ловил рыбу, но с переменным успехом, и когда несколько дней подряд не было еды, случались голодные обмороки.
- Интересное ощущение: идешь, идешь, а потом ничего не помнишь и в себя приходишь, только когда тебя снегом начинает заметать. Страшное было время. В тот год метели были сильные, так даже кастрюли, которые я с собой привез, замело, я их только весной нашел, уху варить было не в чем. Пару раз хотел повеситься, но не решился все-таки. В первую весну посадил рожь, думал, хлебом себя обеспечу, но дальше каши дело не пошло. Оказывается, хлеб самому печь - это особое умение нужно, у меня его нет. Кроликов разводил, но их всех лисы передавили. Я с лисами здорово воевал, четверых убил, а кроликов не спас. Потом освоился, избушку построил, яблони посадил. Просто раньше у меня веры не было, а потом появилась.
Алексей говорит о вере, но он не сектант. У себя в лесу, говорит, хочет построить Божье Царство, - и в этом состоит главное его разногласие с батюшкой, с которым они, конечно, дружат, но всегда спорят, потому что православие Лебедев считает обманом. Сам себя он называет толстовцем, но не потому, что читал Толстого, а потому, что считает себя на него похожим: «Тоже босиком хожу и тоже сам все делаю».
V.
- На третью осень собрал орехов, продал на рынке, купил козу, на руках ее сюда притащил. Коза была ужасная, непослушная, в загоне жить не хотела, уж я ее и привязывал, и бил - все никак. А у меня собака была, кавказская овчарка, Сэм. Смотрел-смотрел Сэм, как я с козой мучаюсь, и однажды, когда она опять из загона убежала, поймал ее и за ухо в загон притащил: сиди, мол. Она послушалась. С тех пор так и было, зову козу домой, а собака бежит и ее за ухо тащит. Но в какой-то момент коза решила, что она самая хитрая. Однажды кричу «Домой!», а она к Сэму бросается и ну ему морду лизать. Лижет, лижет, он довольный, и козу вроде как уже неудобно ему обижать. Я снова «Домой!», а пес лежит на спине, лапы поднял: мол, он тут ни при чем. А вообще умный он у меня был. Когда голодно было, сам ходил в Отрадное, и себя кормил, и мне откуда-то хлеб приносил. Потом оказалось, что у ребятишек отбирал, но они не в обиде, я их за это орехами угощал. Орехи у меня хорошие. По-моему, это какой-то особый сорт фундука, но я не уверен, напиши - просто орехи.
Теперь коз уже целое стадо. На зиму, говорит Алексей, чтобы не умереть от голода, нужно четыре козы, «вегетарианство красивая сказка, на вегетарианстве в лесу не проживешь». В избе на панцирной кровати козьи шкуры, на них спит, ими же и укрывается.
Коров разводить так и не решился, корове нужны теплый хлев и хорошее питание, а козы всю зиму могут по лесу скакать, и кормить их проще.
VI.
Вокруг дома несколько молодых яблонь, пасека в пять ульев, маленький огород со свеклой (ее козы едят), картофельное поле; туда каждый год приходят кабаны и все съедают («Кабан - это как трактор, пройдется по полю, ни одной картофелины не пропустит»), поэтому картошки у Лебедева нет. Зато есть собственноручно вырытый пруд, в котором Алексей разводит карасей и который приходится вручную чистить граблями.
- Предупреждаю: трусов на мне нет. - Желая показать, как он чистит пруд, Алексей снимает китель, брюки, портянки. - Одни трусы у меня, выходные. Их ношу, если к Алевтине в гости иду, вдруг ночевать останусь.
С разбегу прыгает в воду, делает несколько кругов по пруду, потом берет грабли и начинает выгребать со дна гниющие водоросли. Вода уже холодная, и после водных процедур нужно еще побегать, а потом - тридцать отжиманий.
- Никогда не думал, что к старости моржом стану. Зато простуды не мучают, и вообще со здоровьем все в порядке. Самое страшное было, когда ногу этими же граблями пробил насквозь. Стала нарывать, ходить не мог, думал, гангрена будет, но ничего: разрезал ножом, две недели поливал мочой и выздоровел. А больше не болел никогда ничем. В первое лето, бывало, ходишь босиком и ногу порежешь, но теперь у меня подошвы толстые стали, загрубела кожа, так что все нормально.