Потому что неясно главное - против чего, собственно, бунтовали. От чего их, собственно, так повело? «Тошнота» - ну так чем тошнило-то, какой дурной травы они съели?
Самое интересное, что это было, в общем-то, не вполне ясно и самим бунтовщикам. Лозунги недовольных студентов были откровенно дурацкими. Книжки, которые они читали и на которые ссылались, были написаны, может быть, неглупыми людьми (тот же Маркузе был совсем даже не дураком), но ничего особенно крамольного в себе не содержали. «Левизна» и «марксизм», доходящий до одурения (сейчас стыдно читать, что тогда несли некоторые товарищи, ныне почтенные члены всяких истеблишментов), были, откровенно говоря, фуфлыжничеством чистой воды. Никто из скороспелых поклонников Мао и Троцкого не эмигрировал в Китай, в Советский Союз или хотя бы на романтическую Кубу. Нет, даже мысли такой не возникало. Все предпочитали бунтовать в приличных бытовых условиях (о, как мы их понимаем, правда? - я вот очень понимаю).
Таким же фуфлом и подставой были «борьба с расизмом», «радикальный феминизм», «экологическая озабоченность», «восстание против корпораций» и прочие скучные, в общем-то, темы, которые выдвигали явно от балды, «чтобы иметь повод». Люди, пережившие перестройку, очень хорошо помнят, как тот же прием использовали «народные фронты» в советских республиках, где людей сначала выводили на улицу под предлогом борьбы с атомной станцией или со строительством метро, а потом уж начиналось «настоящее». В шестьдесят восьмом до «настоящего» не дошло (почему - увидим позже), но туфтовость всей социальной тематики была очевидна еще тогда. Мякина - она и есть мякина.
Несколько больше правды было в темах «сексуальной революции» и свободы нравов. Бомбу и красную звезду на стенах университетов рисовали, в общем-то, исключительно ради того, чтобы подразнить обывателей, а вот член - это было серьезнее, жизненнее. Молодым всегда хочется трахаться, чего уж там. Но опять же: именно в это славное время происходил отнюдь не зажим яиц, а, наоборот, либерализация морали. Взрослой, добавим, морали. Именно в это время пошло массовое распространение контрацептивов разного свойства, основные венерические болезни были успешно загнаны в социальное гетто, а СПИД еще не завезли. Взрослые тети и дяди открывали для себя возможности неограниченного промискуитета и тонкие радости девиаций и отнюдь не препятствовали молодежи, - ну разве что ждали от нее соблюдения какого-то минимума чисто внешних приличий, да и то не особо на этом настаивали. Разумеется, идеологи (если их можно так назвать) молодежных выступлений всячески подчеркивали, что воюют с репрессивной моралью - но, как уже было сказано выше, и это было тоже враньем.
Возникает искушение предположить, что все это был такой эксперимент. Умные дяди, социальные технологи, с благословения тайных каких-нибудь элит, собрались и решили проверить… ну, скажем, жизнеспособность охранительных систем общества. Собрали оболтусов, дали им книжки, науськали на полицию, и, запасшись коньяком и попкорном, сели читать сводки. По итогам написали тайные же доклады, в которых пришли к каким-то выводам. Больше такого не делали.
Я, честно говоря, одно время сам так думал. Сейчас же я не то чтобы пересмотрел свой взгляд на эти вещи, но, как бы это сказать, скорректировал.
То есть я думаю, что социальный эксперимент был - и прошел весьма успешно. Но случившееся в шестьдесят восьмом году не было его частью.
А как бы даже и наоборот.
III.
Молодежь - понятие современного социогуманитарного знания, используемое для обозначения совокупности индивидов, обладающих социопсихическими качествами, способствующими перманентной активной переоценке ими любых существующих в обществе ценностей (как правило, в контексте не их осмысления, а их разрушения либо конструктивного / неконструктивного преодоления).
Энциклопедия социологии
Русское слово «молодежь» имеет интересную природу. А именно - собирательное значение. Так называют объекты, обладающие свойствами типа или класса. Например, словосочетания «палые листья» и «палая листва» означают разное: в первом случае нам видятся отдельные «листочки», пусть даже много, во втором - сплошной ковер, в котором отдельные листья видны, но не выделяются. То есть это множество обтершихся друг о друга объектов, от пребывания в едином пространстве приобретших общие черты.
Так же и «молодежь» - некая масса «молодых», в которой можно разобрать отдельные лица, а можно и не разбирать. Интересно то, что аналогичные существительные для других возрастов тоже существуют, но пребывают на периферии языка: «детвора» - словечко малоупотребительное, «старичье» - отчетливо оскорбительное. Во всяком случае, сказать в серьезном разговоре о «проблемах детворы» или «нуждах старичья» - невозможно, режет ухо. Для людей среднего возраста можно вспомнить разве что устаревшее «люд». А вот «молодежь» является полноценным словом, в отличие от «молодых» - словца двусмысленного, с лишними значениями.
Зато собирательные существительные широко употребительны для маркировки классовых различий. «Элита», «интеллигенция», «пролетариат» - это все названия классов и социальных прослоек. Интересно, что если какая-либо группа перестает быть классом, то соответствующее собирательное существительное теряется первым. Например, было на Руси «купечество». Когда с частной собственностью покончили, слово «купец» в русском языке осталось - пусть даже на птичьих правах литературщины и арготизма - а вот «купечество» сгинуло в словарях. И наоборот, если какая-то группа людей становится классом или «хотя бы прослойкой», она обязательно создает себе собирательное самоназвание и заставляет всех остальных его зарубить на носу. (Между строк: нельзя не заметить, что собирательное значение отчасти присуще такому сверхважному слову, как «власть». В русском это не абстрактное понятие (типа power), а обязательно «группа лиц, единая в своем типе».) Например, в ходе «великой криминальной революции» преступники стали классом, - и тут же, как чертик из табакерки, выскочило словечко «братва»… Это наводит на мысль, что «молодежь» - не столько группа людей, отсортированных по возрастным показателям (как сейчас определяют социологи - от 15 до 25 лет), сколько именно класс или что-то вроде того.
К тем же выводам приходишь, занимаясь историей. Дело в том, что «молодежь» - именно в том качестве, в котором мы ее знаем, - это образование, существующее далеко не во всех обществах и далеко не во все времена.
Разумеется, это не нужно понимать буквально. И в Древнем Египте, и на островах Полинезии жили люди возрастом от 15 до 25 лет. Но далеко не везде они воспринимались как некая особая группа. В Средние века, например, восприятие возраста было линейным. Дети рассматривались просто как маленькие и глупые взрослые - им даже одежду шили такую же, как большим, только размером поменьше.
Что же касается молодежи, то смысл этого понятия был простой: молодые - это те, кто еще не вступил в брак и не обзавелся собственным хозяйством. Молодость венчалась и заканчивалась свадьбой (откуда, собственно, и взялось у слова «молодые» значение «новобрачные»).
Ситуация начала меняться в индустриальную эпоху. Это был долгий процесс, завершившийся с появлением общества массового потребления. Именно в нем и появилась молодежь в нынешнем смысле этого слова.
Коли уж быть совсем точным, то молодежь в нынешнем смысле этого слова появилась после Второй мировой. До этого она не то чтобы отсутствовала вовсе, но была, скажем так, незавершенной.
Теперь об этом самом «нынешнем смысле слова». Если попробовать найти определение функции, которую выполняет молодежь в современном обществе, то ее можно определить как пассивное потребление инноваций.
IV.
Experimentum in anima vili - опыты на существах низшего порядка (лягушках, рыбах, собаках), принятые в биологических и медицинских науках.
Краткий словарь латинских слов и выражений
Современная экономика основана на непрерывном производстве новинок. Впрочем, под «новинкой» далеко не всегда понимается «новое» в смысле «небывалое». Достаточно того, чтобы «новое» было хотя бы просто «не такое, как вчера» (пусть даже позавчера оно существовало). Например, если в области компьютерных технологий прогресс идет линейно, то, скажем, производители одежды вынуждены буквально вымучивать из себя «что-нибудь этакое новенькое», а за отсутствием такового - имитировать линейное движение круговым, запуская карусель моды («в этом сезоне опять вернулись мини!»). Но, так или иначе, именно новшество является тем двигателем, который крутит рыночное колесо.