Дмитрий Данилов
Угольная депрессия
Горький дым шахтерского Прокопьевска
Мы с Женей идем по району Красная Горка к его дому. Евгений Некрасов - музыкант и пользователь «Живого журнала». В информации о пользователе в графе «местоположение» у него стоит ссылка «Прокопьевск». Если кликнуть по этой ссылке, открывается список прокопьевских ЖЖ-юзеров, состоящий из одного Евгения. Других пользователей «Живого журнала» в Прокопьевске нет.
Район Красная Горка представляет собой массив двухэтажных, когда-то желтых, а ныне неопределенного цвета домов, построенных в 40-х или 50-х годах прошлого века. Во дворах (пустых территориях между домами) длинными рядами стоят деревянные сараи. Сараи поделены на небольшие отсеки, каждый отсек принадлежит отдельной семье. В сараях хранится уголь. Потому что в Прокопьевске очень распространено печное отопление. Есть и центральное, но во многих домах только печное.
Из труб идет дым. И сильно пахнет углем. Вернее, продуктами его горения.
Это Сибирь, Кузбасс, Кемеровская область. Угледобывающий регион, шахтерский город. Двести с лишним тысяч жителей. Смысл существования города Прокопьевска практически полностью заключается в угле. В его добыче. Прокопьевск, как и многие другие шахтерские города, например Донецк, возник как конгломерат шахтных поселков. Открывались шахты, люди приезжали работать, селились вокруг шахт в избушках и бараках, эти полустихийные поселки разрастались и постепенно срослись в огромный город. Вернее, не город, а территорию сплошного хаотичного заселения.
Идем по Красной Горке. Мороз, снег, лед. Народу - никого.
Проходим мимо приземистого нежилого здания, обшитого ярко-желтым современным строительным материалом (кажется, это называется «сайдинг»). Дверь без вывески. Окон нет. Женя говорит, что это здание стоит здесь уже лет десять, и никто из жителей до сих пор не знает, что в нем. Как-то все дружно понимают, что лучше этим не интересоваться.
Проходим мимо приземистого нежилого одноэтажного здания, старого, убогого, вросшего в землю. Это овощехранилище, поясняет Женя.
Проходим мимо длинного белого (когда-то) двухэтажного здания. Деревянная дверь, вывеска «Общежитие». В некоторых окнах горит свет, хотя на улице светло. Одно окно занавешено красно-белым шерстяным одеялом. Из другого окна доносится поп-музыка.
Люди приезжают из отдаленных деревень работать на шахту «Красногорская». Им дают комнаты в этом общежитии. И они живут там, в комнатах этого общежития. Включают свет, занавешивают окна одеялами, слушают поп-музыку.
Среди двухэтажных облезлых домов и угольных сараев возвышается гигантское помпезное здание Дома культуры. Вероятно, это Дом культуры шахты «Красногорская». Величественный портик с колоннами. Обрывки афиш. Стены здания выглядят так, словно по ним вело ураганный огонь небольшое мотострелковое подразделение. Трудно понять, действует Дом культуры или нет.
Какой ужас, говорю я. Да, говорит Женя и усмехается.
Вдруг обнаруживается человеческое присутствие. Нам навстречу по дорожке идет мать с дочерью лет восьми. Мать пьяна. Сука ты такая, произносит мать в адрес дочери, а потом произносит еще некоторые слова. Дочь убегает от матери и, пробегая мимо нас, закрывает лицо руками. Мать бросается вдогонку, но у нее плохо получается. Стой, сука, стой, сюда иди, произносит мать, спотыкается и падает в снег.
Здесь таких много, говорит Женя.
Район Красная Горка единолично держит некий вор в законе. На него работает многочисленная банда подростков-пираний, которые готовы без промедления растерзать и закатать в асфальт любого, на кого им укажет патрон. Впрочем, для закатывания кого-либо в асфальт им не обязательно дожидаться указаний патрона. Они могут это сделать по собственной инициативе, жертвой может стать любой подвернувшийся под руку человек. Например, чужак, случайно или специально забредший в район Красная Горка. Вот здесь раньше был детский городок, всякие качели, горки, карусели, говорит Женя и показывает на совершенно пустую площадку, поросшую какими-то чахлыми кустиками. Она простояла всего несколько месяцев - все разломали, растащили, разграбили. Металл.
Сидим у Жени на кухне, пьем чай, обсуждаем план действий (Женя любезно согласился помочь мне в ознакомлении с городом). Я говорю: может быть, просто погуляем для начала по городу, потом вечером посидим где-нибудь. Нет, говорит Женя, гулять тут особо не стоит, если, конечно, целью прогулки не является получение тяжких телесных повреждений и утрата денег, телефона и верхней одежды. «Посидеть» здесь тоже негде. Вернее, есть несколько мест, но туда лучше не ходить. Город совершенно бандитский. У молодежи, да и не только у нее, два основных развлечения - бухать и бить друг другу морды. Есть еще третье, дополнительное развлечение - употребление героина. Тоже очень популярное.
Значит, спрашиваю, у вас тут продолжаются девяностые? Нет, говорит Женя после некоторой паузы, не девяностые. Гораздо хуже.
Выяснилось, что единственный относительно безопасный способ передвижения по городу - такси. А «посидеть» потом лучше у меня, предложил Женя. И я согласился.
Едем по городу на такси. Водитель похож на некогда знаменитого нижегородского футбольного тренера Валерия Овчинникова по прозвищу «Борман» (это прозвище не таксиста, а тренера). Как и практически всякий таксист в подобной ситуации, он обильно и, надо сказать, содержательно комментирует проплывающие мимо виды и объекты.
В городе много угольных шахт. Большинство из них работает, цены на уголь растут, добыча угля приносит прибыль. На станции Прокопьевск стоят длиннющие составы, груженые углем. Шахты выглядят страшно. Проезжаем шахту «Коксовая» прямо в центре города. Все шахтные строения - черные, рядом с наклонными галереями, по которым транспортируется уголь - кучи угля, по ним ползает грязно-желтый бульдозер, пытаясь придать кучам требуемую форму. Вокруг шахты - уже не кучи, а огромные горы угля, присыпанные снегом. Так осуществляется хранение угля.