II.
Чтобы общество заговорило о некоторой проблеме, ему зачастую нужен некий желтый сигнал, жареная сенсация. Всплеск интереса к состоянию дел в психиатрии наблюдался, когда правительство заявило о федеральной целевой программе «Предупреждение и борьба с социально значимыми заболеваниями (2007-2011 годы)». Программа, в общем-то, хорошая, общая стоимость - 76 миллиардов рублей, из них 35 - из федерального бюджета, основные направления - лечение туберкулеза, ВИЧ и половых инфекций, диабета, онкологии, артериального давления - и отличается своими экстравагантностями: например, обещает к 2011 году снизить заболевания сифилисом до 150 случаев на 100 тысяч человек и до 7, 3 случая на 100 тысяч детского населения (детской гонорее почему-то предписан больший простор - 11 человек). Ожидаемый эффект от содержащейся в ней подпрограммы «Психиатрия» скромен, речь идет буквально о нескольких процентах улучшения. Например, предполагается «снижение доли пациентов, нуждающихся в стационарной психиатрической помощи, в общем числе наблюдаемых пациентов до 14,5 процента». Средняя продолжительность лечения больного в психиатрическом стационаре тоже будет снижена в среднем до 73,9 дня; а повторных (в течение года) госпитализаций в психиатрический стационар должно быть не более 17,5 процента. Тоже, видимо, считается, что эти величины можно как-то высочайше регулировать.
Ну, это можно пропустить, важнее не сама программа, а сделанные в связи с ней заявления бывшего министра здравоохранения, директора института Сербского Т. Дмитриевой. В конце позапрошлого года академик Дмитриева будто бы обещала выпустить из психиатрических больниц от 20 до 50 процентов больных и перевести их на систему амбулаторной помощи, что позволило бы сохранить 3,5 млн бюджетных рублей. СМИ немедленно взвыли: амнистия для душевнобольных - для копеечной экономии 750 тысяч психов окажутся на улице! Последовали вялые опровержения, выяснилось, что Татьяна Борисовна этих слов не говорила, на самом деле она сказала, что половина больных могла бы лечиться амбулаторно. Сослагательно так: могла бы. Современные лекарства позволяют.
Однако в российском административном дискурсе все сослагательное директивно. Могли бы, не могли бы, а тихий, ползучий секвестр койкомест в психиатрических клиниках идет давно: всего за три года, с 2003 по 2006, сократилось 26 тысяч койкомест (по данным Фонда «Общественный вердикт») - это более 10 процентов! В результате реформ («интенсивного внедрения новых методик») в ближайшие десять лет Т. Дмитриева обещает сокращение семи процентов мест. Тем не менее считается, что все равно много, жирно: сейчас в России на 10 тысяч человек приходится 11,2 места в психиатрических больницах, тогда как в европейских странах - 9,3. Надо соответствовать.
III.
Но специфика российских психиатрических стационаров в том, что значительную часть из полутора миллионов пациентов - от 30 до 55 процентов - составляют не нуждающиеся в госпитализации, но нуждающиеся в еде, памперсах и в не самых дорогих лекарствах, минимальном уходе. Стационары - в том числе и знаменитые, с научными базами - вынуждены работать как дома призрения. Абсурднейшая ситуация: человек вынужден занимать дорогое койкоместо. Поскольку ему некуда идти - очереди в психоневрологические интернаты больше, чем в советские времена на «Жигули», пенсии хватит на три дня работы сиделки, социальные службы могут принести продукты и вымыть полы, но не более того. По любой логике, под секвестр попадут в первую очередь парализованные, нищие, бесполезные и в большинстве своем - одинокие. А во вторую?
Создание более или менее действенной амбулаторной службы - процесс не одного десятилетия. И тут мы понимаем, что никакого личного зверства не надо приписывать г-же Дмитриевой, это нормальная «оптимизация бюджетных расходов» и заодно - перевод всей системы на гуманистические рельсы, в парадигму цивилизованной «альтернативности».
Но что хуже - карательная психиатрия или репрессивное милосердие?
Борис Кагарлицкий
Наваждение
Симптомы одной болезни: конспирология и политтехнология
«Все не так, как на самом деле». Эта простая и неопровержимая в своей бессмысленности формула отражает типичное отношение «компетентного обывателя» к политическим новостям. Словам, произносимым публичными политиками и общественными деятелями, не принято верить. Картинка в телевизоре не дает никакой информации. Ее можно фальсифицировать. Комментаторы и аналитики все сплошь подкуплены. А собственного знания и аналитических способностей для того, чтобы проникнуть за телевизионную картинку, в глубь событий, нет.
Раз нет ни анализа, ни информации, надо ждать откровения.
Особенность откровения в том, что оно не нуждается ни в аргументах, ни даже в фактах. Оно, как вспышка света во тьме, проясняет все разом.
Откровения последнего времени, впрочем, отличаются от откровений древности. В прежние века смысл откровения был в том, чтобы иррациональным образом познать божественное, возвышенное. Нынешние откровения совсем по другой части. Итогом их становится понимание начала сатанинского, злого. Иными словами, то, что было откровением лет триста назад, сегодня становится наваждением.
Тезис о том, что зло правит миром, достаточно прост, очевиден и наглядно убедителен.
Две самые популярные трактовки всемогущего зла в последнее время - теория заговора и вера во всепроникающие возможности «политтехнологий». Оба подхода едины в главном: они исходят из представления о том, что любые процессы, в конечном счете, сводимы к закулисным манипуляциям, производимым тайными силами. Непосредственные участники событий - не более чем марионетки, вольные или невольные исполнители чужой воли. Решающая роль отводится средствам массовой информации. Они контролируют сознание, создают общественное мнение, «зомбируют» публику. Это мощная демоническая сила, которой ничего невозможно противопоставить, кроме таких же технологий, только направленных на достижение противоположных целей.
Различие между теоретиками заговоров и поклонниками политических технологий состоит в отношении к жизни. Теоретики заговора, «конспирологи» - это грустные сатанисты, сохраняющие, несмотря ни на что, веру в ангелов. Поскольку от ангелов, по большому счету, проку никакого нет, то остается лишь горевать, возмущаться и гневаться, сознавая повсеместное распространение и торжество зла.
Очень страшное кино
Наиболее известной, древней и распространенной версией конспирологии является, разумеется, теория еврейского заговора. Собрав антисемитские тексты, написанные за последние 200 лет, можно составить немаленькую библиотеку, способную стать источниковедческой базой для впечатляющих размеров трактата. Собственно, так и получается: конспирологи обожают цитировать друг друга, переписывать целые страницы, не слишком утруждая себя анализом противоречий между разными концепциями. Мне еще не попадалось ни одного труда по сравнительной конспирологии.
А если основные «классические» тексты - вроде знаменитых «Протоколов сионских мудрецов» - давно разоблачены как фальшивка, то это лишь очередное доказательство всепроникающей и вездесущей силы жидо-масонского заговора, который полностью подчинил себе не только средства массовой информации, но и научную среду.