Перед его визитом, чтобы успокоиться, я читал в «Эсквайре» колонку Гришковца, мудро-просветленную, в окуджавских традициях. Колонка посвящалась ротвейлерам; главный редактор доказывал, что эти собаки не столько устрашающи, сколько прекрасны. Убаюканный его оптимистической интонацией, я почти забыл, как ротвейлеры умертвили Тиночку, которую мы с огромными сложностями выписали щенком через германское консульство (в России на такс нет спроса). В тот жуткий год мы то и дело натыкались в палисаднике на растерзанные трупы терьеров, такс и болонок, а в декабре Маша подала документы на натурализацию и уехала на ПМЖ в Астану. Нам с Катей вышел отказ, и мы до сих пор прозябаем в эпицентре «русского чуда» - неуязвимой демократии, где стопроцентная лояльность масс сочетается с экспоненциальным ростом ВВП.
Катя и Саня имитируют родственную беседу. Вдвоем они смотрятся отвратительно, но прав ведь, прав Гришковец, совет им да любовь. Господи, Господи. Глядишь, и у меня все худо-бедно устроится: прораб Ли Юнь обещал ходатайствовать о моем переводе из краснопресненского в бутовское СМУ. Если выгорит, закончится ежедневная пытка поездок в центр. Помоги, о уснувший, несуществующий, сжалься, пощади старика.
Ромашов
Мое функциональное реноме - щелочь. От слова «щелка». Я не обижаюсь; напротив, горжусь. Кто-то дальновидный наверху вовремя смекнул, что у потомства теперешней элиты руки и мозги будут чем дальше, тем кривее, зато обеспечение воспроизводства этнически близких работяг - вопрос первостепенной важности: вымрут они, развалится и вся процветательная машинка. Заставить элиту пользоваться контрацептивами труднее, чем выучить зайца играть на рояле; поэтому в центральных продмагах и жральнях все съестное пропитано добавками, которые вызывают у двуногих самцов катастрофический нестояк. Официально объявлено, что эти добавки необходимы для защиты от десятков губительных эпидемий, а над устранением досадного побочного эффекта бьются фармацевты, временно импортированные из Юго-Восточной Азии. По слухам, нормальную пищу и льготную виагру выдают в неких потайных спецраспределителях по предъявлении справки о стерилизации, однако эти слухи беспочвенны: добровольная вазэктомия строго-настрого запрещена, дабы не причинять ущерб позитивному имиджу страны. Так что всерьез ревновать Катю к Сане, в сущности, глупо. Но стоит мне представить, как он сыто, по-хозяйски наблюдает за нашими занятиями любовью, стоит допустить, что моего и Катиного ребенка зачислят в элитарную гимназию-дебилоделку, под грудиной распускается жгучая актиния ненависти.
Я дождался его у подъезда, догнал и ткнул в спину отверткой. С усилием вынул и еще раз ткнул. «Ромашка! Саня! Ромашка! Саня! - закричал сверху знакомый голос. - Саня, Саня, Саня!» - «Сдохни, - шептал я в такт, - сдохни, сдохни, сдохни».
Вру. Не догнал, не ткнул. Я тряпка, мокрица, конформистский слизняк. Да и отвертку мне из мастерской ни за что не разрешили бы вынести. А коли и разрешили бы - один Саня погоды не сделает, тут требуется уничтожить сотни, тысячи Сань. Плетью обуха не перешибешь. Покачивая торсом, будто метроном в темпе анданте, кроманьонец увесисто зашагал вдоль газона, поравнялся с кайфоматом, притормозил и засунул голову в его квадратный лоток.
* ЛИЦА *
Олег Кашин
Святой
В Екатеринбурге у Андрея Сычева
I.
Рукопожатие. На среднем пальце его правой руки не хватает фаланги - отрезали тогда же, когда и ноги, в январе прошлого года в челябинской горбольнице № 3 (гангрена распространяется по какому-то не совсем понятному закону). Рядовой Андрей Сычев лежал там больше месяца, после того как 3 января 2006 года не смог встать на утреннее построение в казарме. В новогоднюю ночь младший сержант Александр Сивяков «в воспитательных целях» заставил Сычева несколько часов подряд просидеть на корточках.
II.
Накануне вечером я думал, о чем мы будем разговаривать. С самого начала - вот зайду, думал я, и скажу: «Привет, Андрей!». Немедленно откуда-то возникла песня «Ты провожал меня до дверей, я говорила: „Привет, Андрей! Привет, Андрей! Привет, Андрей! Ну где ж ты был, ну обними меня скорей!“». От песни я не мог отделаться всю ночь и все два часа полета до Екатеринбурга. Больше ни о чем думать не получалось, но, наверное, так даже лучше. И когда он вкатился на своей коляске в комнату, где я его ждал, мы поздоровались, и он сказал, что готов отвечать на вопросы, но попросил не задавать вопросов о том, что было в новогоднюю ночь в казарме, я спросил: «Андрей, о чем ты мечтаешь?».
III.
Через полтора часа, прощаясь, обменялись визитками. Мою Андрей засунул в карман своих то ли брюк, то ли шортов, а я положил в бумажник маленький листок, на котором Галина Павловна Сычева от руки аккуратно записала свои и Андрея телефоны - екатеринбургские и московские. В начале сентября они снова будут в Москве. Андрею, может быть, придется перенести еще одну операцию на почках, а Галину Павловну, наверное, уже не примут на работу в госпиталь Бурденко; до мая этого года она была там (а потом в шестом госпитале, куда перевели Андрея) младшей медсестрой, то есть санитаркой - чтобы постоянно быть с сыном. Жила прямо у него в палате. Сейчас в той же палате лежит солдат Рудаков, о котором много пишут в либеральной прессе. Галина Павловна и Андрей очень беспокоятся за солдата Рудакова, Галина Павловна регулярно кладет на его мобильный телефон деньги, потому что год назад кто-то клал деньги на ее телефон, и это было очень серьезное подспорье. Зарплата санитарки в госпитале - две тысячи рублей в месяц, а пожертвования от людей регулярно приходили только зимой, когда в газетах печатали номер счета, а потом практически исчезли; да оно и к лучшему - Галина Павловна говорит, что побираться не очень приятно. Слава Богу, в какой-то момент рядом с Сычевыми появился некий политик, который уже больше года, как выражается Галина Павловна, содержит ее и Андрея. Ежемесячно присылает шесть тысяч рублей, а еще оплачивает коммунальные услуги и телефон. Сам приходил только однажды, вместе с лидером своей партии, - еще в Москве, в госпитале. Говорили, что очень сочувствуют и в беде не оставят. Взамен ничего не просили, но всякое может быть, и если ближе к выборам Андрея попросят вступить в эту партию или просто какими-нибудь словами ее поддержать, Андрей подумает. Ничего плохого об этой партии Андрей и Галина Павловна сказать не могут, а хорошее - ну вот шесть тысяч каждый месяц присылают.
IV.
Я бы, может быть, даже не стал называть имени этого политика. В конце концов, помогает, не пиарится на Сычеве и не просит ничего взамен. Но уже через два дня после нашей встречи в интернет-дневнике, который ведется от имени Андрея Сычева, появилась такая жизнеутверждающая запись, цитирую полностью. «Офигеть, только что к нам домой приезжали Борис Немцов, Никита Белых и Антон Алексеевич Баков. Нам утром позвонил Антон Алексеевич и сказал, что приедет вечером, мама, как всегда, пирог испекла к его приезду, он нам давно помогает и иногда приезжает (на это „иногда приезжает“ стоит обратить внимание - раньше Сычевы говорили только об одной встрече с Баковым, в госпитале. - О. К.). Марина (сестра. - О. К.) открывает дверь, а там трое с цветами. Белых сказал, что мой ЖЖ читает, а Немцов сразу с Мариной про водку начал разговаривать. Потом Немцов книгу мне свою подарил и сказал свою писать, а я и так начал писать уже, только забросил в последнее время. Антон Алексеевич сказал, что они сегодня были в Екатеринбурге и решили заехать познакомиться. Представляете? Вот такое сегодня случилось».