Выбрать главу

Facebook,"Демонстративная жестокость в отношении оппозиции имеет ряд плюсов - люди начинают тебя реально бояться и сидят тихо. Проблема только в исторической памяти. И у белорусов, и у россиян слишком очевидная жестокость ассоциируется с временами нацистской оккупации. Чем больше зверствуют власти, тем большему количеству жителей наших стран брошенное оппозицией определение «фашисты» перестаёт казаться преувеличением. В России власти пока до критической черты ещё не дошли, а вот в Беларуси, демонстрирующей пытки в прямом эфире, уже вплотную к ней приблизились.  Ну и надо понимать, что после того как твой режим станет восприниматься как «фашистский» и «оккупационный», то ни о какой легитимности речи уже идти не будет. Даже о нулевой. После этого начнутся отрицательные величины. И править ты будешь с единственной мечтой - что ты умрешь раньше, чем тебя свергнут. Если вдуматься, ужасная перспектива.  Возможно кто-то во власти думает, что сделав из победы над фашизмом фетиш, они от подобного рода рисков застраховались, но люди, разбирающиеся в особенностях функционирования общественного мнения, конечно, понимают, что власти всего лишь раскрутили сюжет, а вот какую роль они будут в этом сюжете исполнять, решать не им. Это будет делать то самое общественное мнение, причём самостоятельно.  В общем, в стратегическом плане страх - это очень плохой союзник.",Facebook,https://www.facebook.com/abbas.gallyamov/posts/10219143390326182,2021-06-05 05:57:52 -0400

Facebook,"В Гатчине открыли памятник Никите Михалкову (зачеркнуто) императору Александру III. Посетивший мероприятие президент РФ Владимир Путин сравнил новый истукан со скалой. ""Супер, - сказал он. - Скала. И человек - скала: и по делам своим, по характеру. Супер просто, здорово!"" А мне сразу вспомнилась народная шутка о другом памятнике императору-скале Александру III работы скульптора Паоло Трубецкого, воздвигнутом в 1909 году на Знаменской площади Санкт-Петербурга. Тогда народ сочинил такую политическую загадку.  Стоит комод, На комоде бегемот, На бегемоте обормот, На обормоте шапка, На шапке крест, Кто угадает, Того под арест.  После Октябрьской революции на постаменте в 1919 году было выбито стихотворение Демьяна Бедного «Пугало».  Мой сын и мой отец при жизни казнены, А я пожал удел посмертного бесславья: Торчу здесь пугалом чугунным для страны, Навеки сбросившей ярмо самодержавья. А какую загадку можно было бы сочинить о нынешней ""суперской скале""?",Facebook,https://www.facebook.com/podosokorskiy/posts/6089868681030752,2021-06-05 10:54:56 -0400

Facebook,"За последние годы вырос круг бенефициаров «силового предпринимательства». Политэкономически это серьезная угроза: начав использовать репрессии, от этого инструмента, как от тяжелых наркотиков, очень сложно отказаться. Боюсь, позитивная повестка себя исчерпала. Но Россией вряд ли получится управлять по беларускому сценарию: другой уклад и уровень благосостояния граждан. Заставить всех делать что-то из-под палки не получится.  Проблема, однако, в другом: очень велик силовой сектор, люди, у которых очень узкий профиль навыков, не транспортабельный за пределы российского контекста. При смене режима эти люди могут оказаться невостребованными, а их стало так много, что это большая кадровая проблема для страны. Ближайшие перспективы весьма печальны: аппарат репрессий имеет тенденцию раскручивать сам себя, его сложно остановить указующим перстом.  Грэм Робертсон согласился, что страна погружается в ловушку репрессий. Возможно сочетание этого сценария с попыткой авторитарной модернизации (собянинская реновация, нацпроекты), но она вряд ли принесет значимые результаты. Российское государство умеет мобилизовывать ресурсы на специальные цели, но сейчас эти методы вряд ли помогут развитию экономики, и этот подход принесет весьма ограниченные результаты. Сэм Грин: Мне не кажется, что Кремль пытался предложить россиянам модель будущего. Скорее, [в 2000-х гг.] он не мешал людям мечтать о будущем по-своему. Один из главных уроков, который был усвоен постсоветским человеком, состоял в том, что можно многого хотеть от властей, но на это не надо надеяться: надежнее выживать, опираясь на доступные социальные ресурсы. По мере выхода России из затяжного кризиса 1980-90-х гг. и постепенной социальной модернизации у людей возникали различные видения будущего. А власть в 2000-е гг. пыталась всем угождать, и люди могли реализовывать свои видения будущего.  Это работало до момента, когда Кремль начал принимать решения, мешавшие части людей осуществлять их сценарии будущего. Выход на Болотную площадь – история об этом: мы, благополучные жители крупных городов, понимаем себя как граждане современного (европейского) мира, а наличие Путина в Кремле мешает осуществлению нашей модели мира. Путин в 2011 объявил, что он возвращается, и группе людей это не понравилось. Она оказалась недостаточно большой, чтобы менять политику, но достаточной, чтобы заставить власть об этом думать.  Теперь задача власти не в том, чтобы предложить людям симпатичную им модель будущего, а в том, чтобы не стать помехой в выстраивании ими этого будущего. Но это очень сложно: экономика буксует, политика все больше поворачивается к насилию, и власть все в большей мере становится такой помехой. Поэтому политика становится для Кремля все более рискованной: ты никогда не знаешь, кого ты завтра можешь своими действиями лишить образа будущего. А человек, лишенный будущего, начинает меньше ценить то, что у него есть сейчас.  В книге мы говорим, что Путину нужна поддержка народа и легитимность, Кремль понимает, что в будущем поддержка и легитимность снизятся. С точки зрения управления рисками главное для власти в выстраивании взаимоотношений с народом – это обезопасить себя [от возможного раскола] элит. Если нельзя это сделать добром, путем уговоров, то приходится прибегнуть к силе. Поэтому возможно, власть сможет пожертвовать стратегий [опоры на большинство], описанной в нашей книге. Перспективы для нее выглядят туманно и тупиково, при этом очень сложно думать о тупике, когда ты уже в нем находишься.  Это не звучит оптимистично. Но я мог бы добавить к этому одну оптимистическую ноту: чтобы общественная поддержка сохранялась, власть и Путин должны оставаться символом, рупором, при помощи которого сами граждане выстраивают социальные отношения друг с другом. Перестает ли Путин им быть? [Возможно.] За последние годы мы видим постепенный уход эмоций из отношения граждан к власти. Во время крымской эйфории, чтобы отличаться от других, нужно было переступать две границы – когнитивную («я вижу мир иначе, чем вы») и эмоциональную («я чувствую мир иначе, чем вы»). Это очень тяжело.  Но если эмоциональная причастность власти понемногу спадает, остается только когнитивная преграда. Может быть, это сделает переход этой границы чуть менее страшным. Значит, мы можем говорить о политических альтернативах и искать другие символы для выстраивания своих социальных отношений. Это повод для оптимизма.",Facebook,https://www.facebook.com/bgrozovski/posts/4043154115732396,2021-06-05 11:09:58 -0400