Специфика азиатчины такова, что формальный
ранг в структуре власти и есть показатель принадлежности к управляющему или управляемому сословию. Власть неотделима от места в системе и передается от человека к человеку вместе с кабинетом. Вышел из кабинета – выпал из обоймы. И ты никто. Что в целом приводит к невозможности (причем принципиальной) создания двух контуров управления – текущего и стратегического планирования. Приходится совмещать. Решение находится в деспотическом характере правления. Деспот занимает (или пытается занимать) свой пост не только потому, что он патологически властолюбив, но и потому, что иначе невозможно проводить долгосрочное планирование и реализацию даже оперативных решений, не говоря уже о стратегии. Но рациональное по своей сути решение мгновенно обрастает уже упоминавшимися выше негативными следствиями, главное из которых – «замыкание» системы на себя, ликвидация вертикальной мобильности, а следовательно – рост социальной напряженности «внизу», в тех стратах, которые оказываются лишенными перспектив. Дети полковников не могут стать генералами и полагают это положение вещей несправедливым. А дети генералов уже в первом поколении демонстрируют все признаки вырождения и к управлению становятся непригодны по определению. В СССР попытались решить возникшую проблему, и на первых порах относительно успешно. Партия стала советским ФБР, отвечающим за качество управляющего контура. Свирепость кадровых решений внутри номенклатуры на первых порах была вызвана необходимостью зачистки ее от героев гражданской, умеющих хорошо воевать, а еще лучше – пытать, но к созидательной работе приспособленных плохо. Редкие исключения лишь подчеркивали общее правило. Принудительная вертикальная мобильность через репрессии была вызвана с одно стороны реальной необходимостью, с другой – отвечала на возникшую практически сразу проблему поддержания качества управления. Результат не замедлил себя ждать. Советская система управления, и без того исходившая из традиционной способности русских к авралу и импровизации (неизбежной для наших суровых климатических условий, когда за 4-5 теплых месяцев в году нужно выполнить работу, на которую европейцы в силу мягкости климата тратили 8-9 месяцев), в общем, фантастические результаты рывка первых пятилеток создали иллюзию того, что рецепт найден. Увы. Стремительное развитие ничем не лучше унылого загнивания. Система здорова лишь в балансе между устойчивостью и развитием. И если весь ресурс бросается на развитие, то устойчивость снижается, причем критически. Что в конечном итоге и произошло. Управленческий контур СССР остался на уровне задач 30 годов, но задачи 60 и 70 ему оказались попросту не под силу. Да и с зачистками было решено покончить, а значит – система вошла в режим замыкания со всеми сопутствующими негативными процессами.