Прозябание в условиях бездарного авторитаризма
– скорее естественное для России состояние, чем исключение из правила, и я убеждён (хотя лично меня это очень расстраивает), что оно может продолжаться очень долго. В России исторически силён пиетет к «государству», которое слишком сильно ассоциируется с «властью» (замечу, ни того, ни другого понятия в современном вокабуляре западного человека не существует: в лучшем случае есть правительство [government] и официальные лица [authorities]) – и серьёзные перемены начинались лишь тогда, когда правители сами их позволяли. Сейчас подобной тенденции не просматривается. Распада страны тоже не предвидится – империя потеряла те владения, где представители метрополии находились в меньшинстве, еще в 1991 году. На остальной территории русские составляют подавляющее большинство, национально-освободительные движения отсутствуют, как и единая идентичность в зауральской колонии, а потенциально нестабильные территории не имеют шанса на успешное независимое существование. Недавно один из министров выразил мнение о том, что все имеющиеся в России деньги принадлежат государству, и он прав: подавляющее большинство населения живёт за счёт рентного дохода, перераспределяемого через казну. При этом, замечу, приватизация природных богатств страны вызывает устойчиво отрицательные эмоции, что означает: население инстинктивно доверяет государству и дальше кормить себя «с ложечки». Население настороженно относится к внешнему миру; за границей бывали немногие, с повседневной тамошней жизнью знакомы еще меньше людей. Россия – единственная постсоветская страна, из которой люди не выезжают на заработки: если бегут, то навсегда. Во все постсоветские страны поступают потоки частных переводов из-за рубежа, но из России наблюдается лишь отток – это значит, что усвоившие европейские практики россияне уже не повлияют на общество, в отличие от украинцев или белорусов. Наконец, «власть» и «народ» сегодня образуют неразрывное единство по причине беспрецедентной криминализации всех сторон жизни общества. Большая часть собственности в стране приобретена и удерживается на шатких юридических основаниях; большинство экономических трансакций основаны не на законе, а на «понятиях»; коррупция – наиболее эффективное средство обеспечения интересов представителей любой социальной страты. Жить по закону одинаково непривычно для верхов и низов. Политическая система сегодня практически окончательно убила всё «живое», превратившись в отлаженный механизм отрицательного отбора. Всё, что осталось, будет «зачищено» в самое ближайшее время, так как ограничения на участие в политике и любой общественный активизм стали практически тотальными. Всё это говорит, скорее, о том, что Кремль, допуская те же хабаровские протесты, воспринимает их как «выпуск пара», полезный в преддверии «закручивания гаек». Кампания по борьбе с коррупцией, громкие процессы над С.Фургалом и ещё несколькими, случайно отобранными чиновниками, небольшие социальные подачки, «порка» нескольких олигархов – и всё пойдет по-прежнему, как и после волнений 2011-2012 годов. То, что мы сегодня видим – не «упадок» режима, а, скорее, достижение им своей зрелости….
доклад НОВАЯ НЕЛЕГИТИМНОСТЬ - и
моего тут капля яду. Но коли совсем всерьёз, мы уже в Jurassic Park, и пора сориентироваться на местности чтоб выжить и победить. А не винить велоцирапторов в хищности. //Глеб Павловский: «ПАНДЕМИЯ ИСПОЛЬЗОВАНА КАК ТРИГГЕР ПЕРЕВОРОТА В ОТНОШЕНИЯХ ВЛАСТИ И ГРАЖДАН» 2020 год перенасыщен событиями, намеренными и нет. Они сплавляются в новое состояние общества и госуда…рства. Мы пытаемся упорядочить свои запутанные дела в стройной картине. Но прежде всего нужна размётка нового пространства — мы не сможем отложить действия до наступления ясности. В этой короткой реплике я хочу поставить главный вопрос — о сцене действия, которая в ближайшее время станет сценой российской политики. При всех претензиях к Системе, 30 лет внутри нее существовали условныелинии, около которых колебалось представление о ее политической нормаль- ности. Обвинений в абсурде, нелояльности к гражданам и оппонентам хватало, но при этом было и представление о методе поправить дела — верное или ложное. Действовал ряд сдерживающих обстоятельств, которые можно определить в каждом отдельном случае. Среди них сохранялось и ценностное согласие по демократическому консенсусу, и инерция либерализма перестройки, и личные свойства президентов. Пресса играла свою роль, хоть не всегда ту, на которую рассчитывала и которую себе воображала. Интуиция, от который невозможно отвлечься сегодня: что мы снова вышли за пределы прежнего политического ландшафта с его представлениями о возможном и невозможном. Необходимо определить, в какую точку попала данная Система. Хотя первоначальный январско-мартовский сценарий власти был сорван пандемией, эта случайность принесла ей новые плоды. Установленные на местах санитарно-дисциплинарные режимы население встретило со смесью раздражения и покорности. Тогда возникла плохая идея — отнестись к пандемии как к окну возможностей. Быстро закрепить свободу рук власти, ее дополнительно расширив. Увязать незаконный плебисцит при явно преждевременном выходе из локдауна с техническим упразднением «сдержек». Прерванная локдауном конституционная реформа стала поводом зафиксировать «властную сверхприбыль» от пандемии. Так и сделали (естественно, ценой дополнительных жертв эпидемии). И сегодня мы имеем дело уже с другой государственной сценой России. Пандемия использована как триггер переворота в отношениях власти и граждан. До всероссийского голосования идея многодневного голосования не имела шансов на продолжение. Теперь она — закон, относящийся к любым выборам в будущем. Не говоря уж о позорной идее с обнулением сроков Путина. Выборы как процедура разрушены. Кремль движется в значительной степени наощупь. Но не следует полагаться на медлительность Кремля, для таких расчетов нет оснований. Овладеть ситуацией и закрепить с изменениями в конституции новый уровень монополии власти можно быстрым принятием массы новых законов и вслед за этим кадровых перестановок. Ускоренное принятие десятков законов означает только добавочное ухудшение российской правовой системы. Оно протекает перед лицом неготовности общества и гражданских организаций к гражданскому сопротивлению. Случайности попадают на общий сборочный конвейер нового государственного консенсуса. Государственный эксперимент, создаваемый новой конституционной путаницей, образует нормативный вакуум, втягивающий силовые структуры в поиск новых идей, возможностей, инструментов давления. Безнаказанность такой политики является ее непременным условием. Надо приготовиться к эксцессам власти, причем даже таким, которые сегодня не планируются ею самой. Идет поиск новых необычных дел, громких арестов и пространств. Новая конституция идет им навстречу, утверждая необъятный мандат президента, мандат без берегов. На что? Российская система вышла за рамки лояльности к гражданам, обывателям и даже своим функционерам. Она отреклась от приоритета конституционной такой лояльности и входит в режим войны с ними. РФ в определенном отношении переведена в бизнеспроект группы лиц и приобрела вид пиратского государства — но без законов, кодекса и суда. Во властном ядре, оберегая его, застряла разложившаяся группа людей. Они заняты конструированием своей власти и оберегают свободу рук такого конструирования как прерогативу своей власти. Это делает политически немыслимым сохранение какой-либо устойчивой лояльности граждан, условия государственного существования которых непредсказуемо меняются. К этому положению придется относиться как к переходному времени надолго. Необходимо приготовиться к быстрой смене фаз переходного состояния, при том что эта смена сама по себе не создаст благоприятных условий для гражданской активности с результатами, на которые можно будет опереться. Мы вступаем в период или даже эпоху более развитых и разнообразных гражданских политических инициатив. Действий, создающих необходимые инструменты, ныне у граждан отсутствующих. Такие действия неизбежны даже для умеренного обывателя, и возникает нужда в политической разметке сцены, понятной тому, кто на нее выходит'.