есили большой плакат ‘Моя Россия. Наш Пермский край’, среди портретов исторических персонажей оказался и Сталин. Директор книжных магазинов ‘Пиотровский’ Михаил Мальцев, дед которого был раскулачен и расстрелян в 1938 году, потребовал снять плакат, бывший губернатор Чиркунов Мальцева поддержал, сталинисты объявили, что ‘те, кто сегодня нападают на Сталина, не хотят, чтобы Россия была сильным государством’. Кончилась история тем, что лицо Сталина заклеили. Главное событие Дягилевского фестиваля – оратория Онеггера ‘Жанна на костре’ в постановке Ромео Кастеллуччи. Билеты на три вечера исчезают через полчаса после начала продаж. На премьере – пермская знать (спектакль поставлен при финансовой поддержке Андрея Кузяева, вице-президента ‘Лукойла’), но большую часть зала занимают театралы из Москвы. Ромео Кастеллуччи говорит, что в Перми, ‘этом маленьком городке’, работает лучший в мире дирижер и лучший в мире оркестр MusicAeterna. Так оно и есть. Заканчивается урок, дети и учительница покидают классную комнату, входит щуплый уборщик, запирает двери изнутри, и начинается оргия разрушения: переворачивая парты и срывая со стен школьные пособия, невзрачный маленький человек превращается в Орлеанскую Деву, ее меч закопан под паркетом, а белый конь умирает в глубине сцены. Имя актрисы возникает на стене, словно на иконе, – Audrey Bonnet, а увещевает готовую принести себя в жертву Жанну монах брат Доминик, он же директор школы Дени Лаван, любимый актер Леоса Каракса. Хор MusicAeterna вторит ему из лож бенуара и бельэтажа. Ромео Кастеллуччи очищает образ Жанны от всего, привнесенного интерпретаторами – роялистами, патриотами, клерикалами, суфражистками. Что остается? Голая женщина с флагом и мечом, вывалянная в муке. Можно ли поверить, что эта метаморфоза происходит не в Париже, не в Зальцбурге, а в Перми? Ночью, после премьеры ‘Жанны’ под окном гостиницы нетрезво вопят ‘Россия!’: фанаты празднуют победу над Саудовской Аравией Филипп Тольцинер приехал в Пермь внедрять идеи Баухауса, но в лагере ему поручили спроектировать зубоврачебное кресло. Почему я вспоминаю об этой истории, когда думаю о Теодоре Курентзисе и его блистательном театральном проекте? Вроде бы общего не так уж много. Губернатор Чиркунов мечтал сделать Пермь столицей европейской культуры, и через 6 лет после его отставки несложно обнаружить людей, воодушевленных этой фантазией. Процветает уличное искусство: как нелегальное, так и узаконенное: на заборах, огораживающих стройки, расположены абстрактные работы участников фестиваля ‘Длинные истории Перми’. О самом неожиданном арт-проекте, связанном с Пермью, я читаю, когда уже собираюсь уезжать из города. Берлинские художники Дмитрий Врубель и Виктория Тимофеева переносят музей ‘Пермь-36′ в виртуальную реальность. Это музей принципиально нового типа, в него сможет зайти любой желающий, не посещая Пермь, – главное, чтобы по соседству был VR-клуб. Пока музей еще не открыт, это виртуальная стройка, которую Врубель и Тимофеева подготовили в сотрудничестве с Виктором Шмыровым и Татьяной Курсиной. Можете послушать рассказ художников, а я перескажу его коротко. Это будет самый демократичный музей, вне юрисдикции государства и – как всё в виртуальной реальности – без всякой цензуры. По фотографиям, хранящимся в архиве Шмырова и Курсиной, выстраивается точнейшая копия лагеря, и можно будет не просто ходить по нему, но и брать различные предметы – то, что в обычном музее запрещено. Пока это только стройка, но уже сейчас Врубель и Тимофеева приглашают погулять и осмотреться. На этические претензии – можно ли превращать такую мрачную вещь в компьютерную игру? – есть резонный ответ: это произведение искусства, живущее по его законам. Согласитесь, есть нечто зловещее в том, что первым российским музеем, копия которого создается в виртуальной реальности, будет не Эрмитаж, не Русский музей, не Третьяковская галерея, а лагерь для политзаключенных под Пермью. Но, наверное, сегодня нужно, чтобы именно он стал самым известным и посещаемым музеем России.Влад ВоробьевТолько чтоДмитрий Волчек:’ГУЛАГ не за горами- Богом-отцом пермской культурной революции был губернатор Олег Чиркунов, идеологом – галерист Марат Гельман, а в Москве святым духом витал президент России Д. А. Медведев: одно время считалось, что он затеял оттепель, и в Перми в это всерьез поверили. Журналист Юрий Куроптев из лучшего пермского интернет-журнала ‘Звезда’ устраивает мне экскурсию по арт-объектам, сохранившимся от тех легендарных времен. Недалеко от железнодорожного вокзала стоит поленница в виде буквы П – работа художника Николая Полисского, рядом катит огромный навозный шар жук-скарабей Молдакула Нарымбетова. ‘Счастье не за горами’ стало народным памятником, а поленницу пермяки не полюбили – ее даже пытались поджечь, но, пропитанная огнеупорным составом, буква П не загорелась. в уродливом советском доме на бульваре Гагарина, где теперь ютится Пермский музей современного искусства, посетителей нет. Сейчас там выставлены работы Петра Белого – объекты, напоминающие об ужасах советской обыденности. Тысячи ключей ‘Сна вахтерши’ повествуют о тоталитарных запретах, лопата со светящимся черенком рассказывает свою печальную повесть: она родилась в 1926 году в Ленинграде, копала канавы, потом, когда начались процессы над вредителями, ее привезли в Заполярье. Многие лопаты не выдерживали в ГУЛАГе и ломались. Печальный рассказ лопаты напоминает о главной цели моего путешествия – знаменитом музее ‘Пермь-36’, бывшей советской зоне, основанной в 1946 году. Поначалу там отбывали сроки провинившиеся сотрудники правоохранительных органов, в том числе соратники Берии, а с 1972 года туда стали направлять диссидентов, осужденных за антисоветскую агитацию и пропаганду. Здесь сидели Сергей Ковалев, Натан Щаранский, Эдуард Кузнецов, здесь погиб поэт Василь Стус. Если бы не Горбачев, решивший в 1987 году выпустить политзаключенных, я вполне бы мог оказаться в ‘Перми-36′ не в качестве туриста. Но бог миловал. Дорога к лагерю ведет через Мотовилиху – здесь, в Рабочем поселке на окраине Перми, в ноябре 2017 года перед многотысячной толпой выступал Алексей Навальный. Это один из районов, где сохранились памятники авангардной архитектуры начала XX века. В 1931 году бывший директор школы Баухаус Ханнес Мейер и группа его единомышленников приехала из Германии в Россию. Им удалось воплотить немало проектов, но в феврале 1938 года начались аресты. В Перми схватили архитектора Филиппа Тольцинера (1906–1996), 9 лет он провел в лагерях (‘У нас говорят сокращенно – Усолаг, а не Усольлаг’, – объясняют мне пермяки), и освободившись, не уехал в Германию, а остался в СССР. На карте пермского ‘Мемориала’ 1400 объектов ГУЛАГа. Многие лагеря заброшены, есть и действующие. Например, ‘Пермь-35’: до самой перестройки здесь сидели политзаключенные, сейчас – только уголовники. В 2012 году живущая в Вене художница Анна Ермолаева приехала в Пермский край посмотреть места, где когда-то жила семья ее отца: в 1930 году всех раскулачили и сослали. Ссыльные построили деревню Сурмак, теперь там живут потомки ээков и охранников. ГУЛАГ жив и процветает, колючая проволока повсюду. Анна Ермолаева фотографировала заброшенную зону Трактовая: кривобокие вышки, пустые бараки (на стене надпись: ‘Вину признать мало’), штрафной изолятор, а потом навестила политзаключенную путинских времен, Марию Алехину из Pussy Riot, которую этапировали в Пермь. Зону ‘Пермь-36′ закрыли в 1988 году. В 1992-м историк Виктор Шмыров начал создавать здесь музей политических репрессий. При губернаторе Чиркунове в ‘Пермь-36′ хлынул поток культурной революции: Марат Гельман помогал организовывать выставки и проводить фестиваль ‘Пилорама’, ставший оппозиционным форумом. С началом третьего срока Путина всероссийская партия лагерных надзирателей почувствовала, что пришло ее время. После отставки Чиркунова государство хитроумно захватило музей, уволив с поста директора Татьяну Курсину – жену Виктора Шмырова. ‘Пилораму’ отменили, а музей возглавила чиновница Наталья Семакова. Возникли опасения, что он либо вообще закроется, либо превратится в предприятие по прославлению КГБ – именно этого добивались и добиваются активные в Перми сталинисты из движения Сергея Кургиняна ‘Суть времени’. Но произошло нечто непредсказуемое. По-видимому, в Москве испугались обвинений в возрождении сталинизма. Куратором музея назначили историка Юлию Кантор, которая попыталась заручиться поддержкой Александра Сокурова и филолога Михаила Мейлаха, сидевшего в этом лагере по обвинению в распространении антисоветской литературы. Вместо большого фестиваля ‘Пилорама’ появился малобюджетный фестиваль ‘Мосты’. В 2017 году ушел в отставку Виктор Басаргин, а новый губернатор Максим Решетников объявил о планах превратить ‘Пермь-36′ в музей-заповедник. Означать это может что угодно. Вступив в должность, Решетников поразил обывателей грандиозным проектом: он мечтает открыть для прогулок всю набережную Камы, убрав ведущую к промзоне железную дорогу. Проект дорогостоящий, таких денег в краевом бюджете нет. Требуются средства и на строительство новой художественной галереи, которую выселяют из собора, а также на новый театр оперы и балета – нынешний мал и неудобен, танцоры рискуют свалиться в оркестро