Maxim Mironov - У убийства Алексея Навального и агрессии против... | Facebook
April 04, 2024 03:21
Новость от 3-го, а не от 1-го апреля: "Белгород... - Николай Митрохин | Facebook
Новость от 3-го, а не от 1-го апреля: "Белгород признали одним из лучших городов для жизни в России. Город вошёл в топ-5 крупных городов рейтинга Минстроя. Эксперты дали высокие оценки жилью, общественно-деловой и уличной инфраструктуре Белгорода."
Новость от 3-го, а не от 1-го апреля: "Белгород... - Николай Митрохин | Facebook
April 04, 2024 03:17
Юлия Мучник - Молодой человек, историк Ilya Bobrik о своем опыте... | Facebook
Молодой человек, историк Ilya Bobrik о своем опыте эмиграции и, вообще, про уехавших и оставшихся. Спокойно и здраво. Сейчас уже просто спокойный голос - редкость, как кажется. "В последнее время повсюду говорят о возможности новой мобилизации в России. Если она случится, власти подготовлены к ней куда лучше прежнего. Наученные уроками массовой прошлогодней эмиграции, они фактически создали механизм военного крепостничества. Ключевым его элементом стал запрет на выезд из России и возможное изъятие загранпаспортов у тех, кто получит повестку. Внутри России прятаться от мобилизации будет также сложнее, поскольку за неявку по повестке сейчас предусмотрено серьезное поражение в правах (в частности, имущественных). Таким образом, всем нежелающим идти на неправедную войну военнообязанным гражданам оставаться в России стало еще опаснее. Кажется, единственный выход спастись – это уехать из страны, что многие уже уехавшие и советуют сделать колеблющимся, пока не поздно. А поздно может стать в любую минуту. Но я очень хорошо понимаю, как по множеству причин трудно принять решение об отъезде и давать советов не буду. Просто поделюсь личной историей эмиграции. Когда я чуть больше года назад уезжал из России, у меня было ощущение, что я заскочил если не в последний, то предпоследний вагон. Слишком быстро захлопывались возможные двери, и все меньше было причин оставаться в стране. Обычно чувство "уходящего поезда" возникает у того, кто долго на что-то не решается. Это как раз мой случай. О том, чтобы уехать из России, я раздумывал на протяжении последних одиннадцати лет. Тогда, 11 лет назад, подросток из сибирской глуши, из неполной и малообеспеченной семьи, на пороге выпуска из школы поверил в себя и начал учить чешский язык, чтобы поступить в чешский университет. Я узнал, что обучение там бесплатное, а об остальном, требующем много денег, как-то не подумал. Поэтому ничего из мечты не вышло – с пустым кошельком далеко не уедешь. Я уехал в Новосибирск, учился в легендарном Академгородке, но финансовая нужда снова утянула меня в родные края. Так я осел в Красноярске, продолжил учебу там, одновременно занимаясь наукой и работая. Уже в конце второго курса в соавторстве я написал свою первую книгу. Благодаря тому, что я много работал, финансовое положение удалось улучшить. Я взялся копить на учебу за рубежом. Я никогда не верил в порядочность российских властей, но до последнего верил в людей. Я четко разделял саму Россию и ее власть. Первую я любил и желал ей всего самого доброго, насчет второй – я хотел, чтобы хотя бы были механизмы ее менять. С войной все изменилось. Милитаристский угар вокруг, личное неприятие войны, и стучащий все громче за спиной молот репрессий привели к тому, что я перестал видеть для себя возможным оставаться в России, я почувствовал себя здесь абсолютно чужим. У меня давно не было иллюзий относительно российских властей, я давно осознавал, что в нашей стране не уважают честный труд, попирают закон. Но я готов был с этим жить. Однако теперь на моих глазах маргиналы и преступники, включая отдельных моих родственников, на дрожжах войны стали превращаться в "героев", а я, со своими золотой медалью, двумя красными дипломами, и люди, подобные мне, стремительно оказались "пятой колонной" и "предателями". Все мое окружение, все те, кого я читал, с кем общался и сотрудничал, массово стали превращаться в "нежелательных", "иноагентов", "экстремистов" и "террористов". И, с другой стороны, те, кого я уважал, вдруг стали радоваться смертям украинцев; кто научил меня петь украинские песни – осыпать проклятиями Украину; кто прививал мне веру в Бога – благословлять войну; кто учил меня истории – винить в происходящем "коллективный Запад". Я вспоминаю, как 20 лет назад моя землячка, Марина Морозова, переделав стихи Самуила Маршака "Пусть не будет войны никогда" и наложив на них музыку, написала хорошую песню. Там был такой припев: "А я хочу жить под небом голубым, чтоб войны не стелился дым, чтобы люди спокойно спали… А я хочу не бояться детей растить, и солдат отправляя служить, мы своих сыновей не теряли". А сейчас она запела совсем по-другому: "Уехал сын, а мать пришла домой и в тумбочке нашла его письмо: «Не волнуйся мама, <…> не трус твой сын… Письмо мать прочитала, смахнув слезу рукой, и как-то легче стало, что сын ее герой. Что не сбежал "загранку" от войны, такими сыновьями должны гордиться мы. Пускай враги навечно замолчат, мы молимся за наших всех солдат". Все эти люди изменились, а я хотел остаться собой. 20 лет назад, когда я был ребенком, я и сам был своего рода инструментом военно-патриотической пропаганды. Я хороше пел. И меня возили к солдатам в войсковые части, посылали на патриотические концерты и фестивали, где я пел военные песни, иногда даже с военным оркестром. На концерты я всегда приходил "в гражданском", что жутко злило моих наставников. Поэтому они переодевали меня в военную форму. Я пел про то, что "наша армия самая сильная" и "генерал настоящий герой", заставлял плакать целый зал, исполняя "Офицеры" Газманова, развлекал народ на День Победы. К счастью, c бабушкой дома мы пели песню Валентины Толкуновой "Мой милый, если б не было войны". И это была моя таблетка от милитаризма. Но все-таки я был ребенком, которого использовали в целях военной пропаганды. Именно поэтому я всегда переживаю, когда вижу, как сейчас в этих же целях используют детей. Война застала меня в краевом Заксобрании, где я работал сотрудником пресс-службы. Попал я туда незадолго до пандемии без всякого "блата", по конкурсу. За год до этого я уволился из школы после того, как поругался с директором, потребовал вернуть мою незаконно удержанную зарплату и встал на защиту трудовых прав всего педколлектива. Суд был на моей стороне, но работу найти я не мог – молва о моей "неудобности" шла впереди моего резюме. Но до стен краевого парламента она почему-то не дошла, как и тот факт, что я бывал на митингах Навального и в свое время получал стипендию от Ходорковского. А мне была нужна хоть какая-то стабильная работа. Поначалу у меня не было практически никаких сделок со своей совестью. Я люблю свою страну, мне нравилось общаться с людьми, ездить в самые дальние деревеньки нашего края, объяснять простыми словами законы, реагировать на просьбы людей в Интернете. Иногда в районах края меня встречали приветливее, чем любого депутата. Мне звонили и писали с просьбами помочь, хотя я и не обладал особыми ресурсами– я был простым сотрудником пресс-службы. Порой я все же мог поспособствовать решению какой-то проблемы. Меня это радовало. Мне тогда казалось, что на государственной службе можно работать, не изменяя себе. После выборов 2021 года я впервые захотел уволиться. Тогда спикером парламента на безальтернативных выборах сделали секретаря местной "Единой