оссии". С тех пор буквально каждую задачу я выполнял, превозмогая себя. В свободное от работы время я, как и раньше, занимался историей и готовился поступать в аспирантуру. И это была моя отдушина. 24 февраля 2022 года я как никогда почувствовал себя оруэлловским Уинстоном Смитом, тайно ненавидевшим тех, на кого я работал. По заветам Смита, чтобы "выпустить пар", я, как и он, начал вести дневник, в котором старался отразить свои наблюдения и изложить самые сокровенные мысли. Одна из первых записей дневника: "3 марта 2022. Два моих коллеги рассуждали о том, сколько российских солдат должно погибнуть для победы в Украине. Сошлись во мнении, что "хватит" 10-12 тысяч человек". Тогда меня в первую очередь поразила не цифра, а то, с какой легкостью они рассуждают о том, сколько россиян заслуживают смерти. Сегодня я вижу, что цена, которую были готовы заплатить мои коллеги-патриоты, в несколько раз превысила их ожидания. Сначала я записывал только те наблюдения, которые меня шокировали. Через месяц я стал больше внимания уделять тезисам из кремлевской телепропаганды, которые отражались в головах моих коллег, например: "19.04.22. Мои коллеги говорят, что Украина сейчас в упадническом настроении и до осени не протянет. Разговаривал с одной депутатшей. Заявила, что украинский плацдарм для нападения на Россию сделан американцами при молчаливом согласии Запада". Потом я отошел от шока и стал замечать забавное: "21.05.22. Идет совещание, депутаты слушают доклад ректора одного из красноярских университетов. Первый вопрос докладчику задает зампредседательница комитета: – Вы как-то будете бороться с англицизмами в своей речи?! Невозможно Вас слушать, сейчас идет спецоперация, мы защищаем нашу русскую культуру, а вы говорите каким-то чужим для нас языком. – Спасибо, нам важен ваш фидбэк, – спокойно ответил ректор. Больше вопросов к нему не было". Я чувствовал, что надо торопиться, мне хотелось как можно скорее уехать из страны. К тому моменту я уже несколько лет как готовился к аспирантуре в Германии, копил деньги. Я думал, что уеду сразу, как только смогу. В конце сентября 2022-го я сдавал в Астане экзамен по английскому языку, поэтому мобилизацию встретил в Казахстане, с одним рюкзаком за плечами. Я хорошо запомнил чувство: в России всеобщая паника, никто не знает, как жить и что делать, а мне не страшно, мне не понятен страх других. Я подумал, что лучше переждать здесь. Но меня хватило на неделю – жилье снять было практически невозможно, все резко подорожало, я вернулся в Россию. Через три месяца я встретил Новый Год с семьей, а в январе разрешились все мои визовые вопросы, после чего я улетел в Германию. Вплоть до самого отъезда я никому не говорил о своих планах даже своим близким – маме, сестре и бабушке. Они не особо обрадовались моему решению, но всегда считали, что я сам хозяин своей жизни, поэтому поняли меня. Другие родственники иногда звонят мне по сей день и интересуются, почем продается Родина. Иногда они пытается уговорить меня вернуться в Россию. А я, уехав, почувствовал настоящее облегчение. Такое же, как и в 2021-м, когда после шестилетней борьбы с военкоматом отстоял свое право не быть отправленным в армию и свободно вышел из военкомата. Российское государство – это и есть один большой военкомат, в котором ты постоянно будешь голым, униженным и пригодным к армии. Я уезжал с ощущением, что это не кратковременное помешательство, случившееся с Россией. Это надолго. Я историк и мне хватает исторических знаний, чтобы понять, что быстро все не закончится и не поменяется. Пару лет назад я читал потрясающую книгу о том, как рождалась советская повседневность: из превращения аномального в нормальное. "Кто был никем, тот станет всем". Тогда миллионы "бывших людей", не готовых смириться с новой нормальностью, бежали или были высланы из страны. Но многие оставались, наивно надеясь на скорые перемены. Нынешняя ситуация в России до боли напоминает те годы. Колоссальная утечка мозгов сопоставима с первой четвертью XX века. Место прежнего "философского парохода" занял сегодняшний антивоенный "Ковчег". И быстро ничего не поменяется, к сожалению. В Германии я пишу докторскую диссертацию при университете. Это была моя мечта одиннадцатилетней выдержки – учиться в Европе. Для меня это далеко не чужая страна, да и каждый немец, которого я встречаю, не плюет в мою сторону, а старается дать мне ein neues Zuhause – чувство дома. При этом здесь я все чаще вглядываюсь во времена Третьего рейха, ищу исторические параллели. А по своей диссертационной теме я занимаюсь историей крестьянского протеста во времена сталинизма. В своих исследованиях я стараюсь понять, как люди и в те времена находили в себе силы бороться, не сдавались, пытались сохранить себя в условиях чрезвычайных перемен. Да, им не удалось победить сталинскую машину террора, но они не бездействовали. Тот, кто говорит, что в эмиграции легко, заблуждается. Эмиграция всегда морально тяжела, а антивоенная эмиграция – особенно. Моя прежняя и не очень долгая взрослая жизнь разрушена. Практически все старые контакты разорваны. Перспективы туманные. Иногда я охвачен унынием, думаю о том, что в России никогда ничего не поменяется. А иной раз у меня появляются надежды на то, что я доживу до перемен, смогу увидеть мою любимую Сибирь счастливой и необделенной. Бывает, что я слышу в свой адрес от людей, оставшихся в России, что я уехал "отсидеться", пока россияне будут страдать, а кто-то даже сопротивляться. Но уехали из России не предатели, а самые разные люди: независимые политики, антивоенные священники, ученые, врачи, преподаватели, деятели культуры, целые редакции свободных СМИ – вся альтернативная Россия изгнана. Хотя почти все эти люди, благодаря Интернету, куда больше связаны с родиной и во многом живут происходящим в России. Споры и взаимные обвинения уехавших и антивоенно настроенных, но оставшихся, нужно, по -моему, прекратить. Они деструктивны и полезны только российским властям и российской пропаганде. Мы все – жертвы развязанной Путиным войны. При этом, мы должны прийти к чувству взаимной солидарности, перестать доказывать друг другу, кто больше страдает от режима и поддерживать друг друга насколько это возможно. И понимать, что мы нужны друг другу. И что даже те, кто уехали, возможно, навсегда – нужны России. Потому что я уверен, без нас – Россия не полная".