«Путин сам является главной и желанной мишенью собственной пропаганды» - Журнал «Холод»,"АКТУАЛЬНО «Путин сам является главной и желанной мишенью собственной пропаганды» Политолог Глеб Павловский — о логике президента и опасной России будущего 30.04.2022 Поделиться во Вконтакте Поделиться на Фейсбуке Поделиться в Твиттере В 2000-х годах бывший советский диссидент Глеб Павловский, возглавляя «Фонд эффективной политики», придумывал официальную идеологию государства Владимира Путина — в частности, он разрабатывал концепции «суверенной демократии» и «путинского большинства». Весной 2011 года Павловский перестал сотрудничать с Кремлем — и с тех пор занимается издательской деятельностью, а также анализирует действия российской власти со стороны: политолог придумал термин «Система РФ» и посвятил размышлениям о ней несколько книг. «Холод» поговорил с Павловским о том, откуда взялась война с Украиной, какие книги читает Владимир Путин и чего стоит ждать в России в ближайшем будущем. Вторжение России в Украину стало для вас шоком? Или это можно было предвидеть? — Я год говорил о том, что война возможна, но, конечно, когда это произошло, это было совершенно неожиданно. Шоком... Не знаю, наверное, шоком, да, поскольку для существующей российской системы это был удар в спину. Удар оттуда, откуда она не ждала. На ваш взгляд, как вообще принималось это решение? Судя по тому, как проходило заседание Совбеза, оно было единоличным. — Очевидно, что это единоличное решение. Можно бесконечно обсуждать влияние на Путина, но, конечно, такое решение не принял бы никто [кроме него], его мог принять только Путин. Интересно разобрать траекторию того, как к этому пришла страна и власть. Но факт, что это решение одного Путина, — может быть, именно этим для него оно и ценно. Что он сам решил, а не кто-то другой, он вернул себе суверенитет — в своем воображении, конечно. А в какой момент Россия пришла к тому, что решения принимаются таким образом? Когда эта точка невозврата наступила? — Вы начали с того, что назвали этот момент — 24 февраля. Я думаю, что еще 22-23 февраля Путин не был уверен, что он примет это решение. Такие вещи всегда сопровождаются в человеке страшными колебаниями. 24 февраля — это момент беспомощности страны, общества, государства, армии, бюрократии, то есть практически всех групп, которые составляют страну. Как мы к этой беспомощности пришли? Здесь надо рассказывать 30-летнюю историю России. Мы к этому шли шаг за шагом. Вместо того, чтобы строить государство и политическую нацию, затыкали дырки какими-то промежуточными решениями. Еще это история 30-летней травмы от ликвидации Советского Союза. Однако травмой нельзя объяснить все. Половина людей проходит через перинатальную травму, но это не значит, что все они неполноценные, — они как-то справляются с этим. Россия не справилась. Она нашла короткий путь — выстраивать решения применительно к случаю. И население приняло эту сделку с властью, поскольку задача выживания была очень остра. ЧИТАТЬ ЕЩЕ Эта война не была неизбежнаФилософ Мария Секацкая — о том, как принять личную ответственность и отказаться от коллективной вины Власть говорит: «Вы выживаете? Вот и прекрасно, не будем вам мешать. Вы больше не в Советском Союзе, вас демобилизовали, зато и мы делаем, что хотим. Живем, как хотим, выживаем, но иначе, на другом уровне, чем вы». Уже в первой половине 1990-х эта концепция была принята. Просто в начале государство еще не было централизовано, и сделки заключались на локальном уровне: в регионах, городах, поселках. А потом Москва их разом все национализировала. Население имеет право выживать. Оно приветствует войну, но почему? Да потому что оно демобилизовано. Оно смотрит на войну как на сериал, как на какой-то хоррор — остро, эмоционально, прикольно. Населенец верит, что ему не придется воевать. Путин явно подумывал о [всеобщей] мобилизации, но отказался от нее. Пока что. Потому что понял, что он зайдет за красную линию. Маємо те, що маємо (в переводе с украинского: имеем то, что имеем. — Прим. «Холода»), как говорят на моей исторической родине. Как меняет ваше представление о российском политическом ландшафте последний год и конкретно последние два месяца? — Мой интерес к российской политической системе возник лет 20 назад из наблюдений за импровизациями власти. Пока я был внутри Системы (термин «Система РФ» Глеб Павловский использует в своих книгах, в которых он исследует российское государственное поведение. — Прим. «Холода»), я не мог заниматься ее изучением. Выйдя оттуда, стал пытаться понять, что создает ее свойство, которое я называл «верткостью». Еще его можно называть «юркостью», по-английски, — «agile». Я стал смотреть на Систему как на поведенческий ансамбль, паттерн выживания в чрезвычайных условиях. Поскольку чрезвычайные обстоятельства опасны не только для власти, но и для ее противников, то возникает соблазн постоянно юлить — уходить из ситуаций, которыми не смог управлять. Часто эти ситуации не слишком сложны, например, требуется компетенция в управлении, а ее нет. И тогда система создает новое чрезвычайное положение и ныряет в него, отрываясь от противников. Все это, конечно, делает нашу Систему дружественной войне. Но, заметьте, к состоянию войны, а не к тому, чтобы ее выигрывать. Война хитрая вещь. О стратегии говорят в разных отраслях — в политике, экономике, управлении, но вообще-то, стратегия — это понятие военного происхождения. Она оценивается только успехом. Долговременное развитие, инклюзивность, включение противника в свою коалицию — все это для стратегии необязательно. Обязательны — успех или имитация успеха. Часто говорят про сходство России с Советским Союзом, а его на самом деле нет во всех принципиальных моментах. В Союзе была жесткая идеократия, жесткая бюрократия. Чуть дернешься — и ты уже нарушил «нормы нашего строя». Нормы были странные, но они были, а здесь их нет. Между концом 1980-х и серединой 1990-х выбрали путь имитации западных институтов — с нарушением норм и правил этих институтов. То есть мы пошли путем хакеров. Хакер может, расколов, подделать любую систему. Мы научились раскалывать западные. Система РФ казалась успешной. В чем ее верткость? В превращении всего вокруг в свой ресурс: сырья, человека, остатков каких-то советских паттернов, коррупции внутри страны и на Западе. Это организм идеального выживания любой ценой. Наконец пришли к тому, что ценой оказалась война, которую Система пока не знает, как выиграть. Кстати, она никогда вообще не знает заранее, как будет действовать. В 2014 году вляпались в историю на Донбассе, но довольно быстро поняли, что дело плохо. Заключив Минские соглашения, перенеслись в Сирию. Конечно, ни о какой Сирии бы и не стали думать, если б не Донбасс. И так все время. ЧИТАТЬ ЕЩЕ «Победа — это русский эмоциональный наркотик»Исследователь Елена Конева — о том, как работает социология в условиях войны и цензуры Сейчас ситуация экстраординарная. Она похожа на начало Второй чеченской войны. Тогда очень бодро и резво вошли в Чечню, рассчитывая на гигантское военное преобладание над этими разрозненными отрядами, а оказалось, что это преобладание бесполезно. Вы своими танками, вертолетами бродите по Чечне, а по вам из кустов стреляют. И кого здесь побеждать? Ближайший куст? Грозный довольно быстро взяли, хотя развалили почти до фундаментов, как Мариуполь. Но это ничего не дало. Очень похоже на то, что происходит сейчас в Украине. Зато в Чечне появился союзник, Кадыров-старший, мощный местный поли