нашла короткий путь — выстраивать решения применительно к случаю. И население приняло эту сделку с властью, поскольку задача выживания была очень остра. ЧИТАТЬ ЕЩЕ Эта война не была неизбежнаФилософ Мария Секацкая — о том, как принять личную ответственность и отказаться от коллективной вины Власть говорит: «Вы выживаете? Вот и прекрасно, не будем вам мешать. Вы больше не в Советском Союзе, вас демобилизовали, зато и мы делаем, что хотим. Живем, как хотим, выживаем, но иначе, на другом уровне, чем вы». Уже в первой половине 1990-х эта концепция была принята. Просто в начале государство еще не было централизовано, и сделки заключались на локальном уровне: в регионах, городах, поселках. А потом Москва их разом все национализировала. Население имеет право выживать. Оно приветствует войну, но почему? Да потому что оно демобилизовано. Оно смотрит на войну как на сериал, как на какой-то хоррор — остро, эмоционально, прикольно. Населенец верит, что ему не придется воевать. Путин явно подумывал о [всеобщей] мобилизации, но отказался от нее. Пока что. Потому что понял, что он зайдет за красную линию. Маємо те, що маємо (в переводе с украинского: имеем то, что имеем. — Прим. «Холода»), как говорят на моей исторической родине. Как меняет ваше представление о российском политическом ландшафте последний год и конкретно последние два месяца? — Мой интерес к российской политической системе возник лет 20 назад из наблюдений за импровизациями власти. Пока я был внутри Системы (термин «Система РФ» Глеб Павловский использует в своих книгах, в которых он исследует российское государственное поведение. — Прим. «Холода»), я не мог заниматься ее изучением. Выйдя оттуда, стал пытаться понять, что создает ее свойство, которое я называл «верткостью». Еще его можно называть «юркостью», по-английски, — «agile». Я стал смотреть на Систему как на поведенческий ансамбль, паттерн выживания в чрезвычайных условиях. Поскольку чрезвычайные обстоятельства опасны не только для власти, но и для ее противников, то возникает соблазн постоянно юлить — уходить из ситуаций, которыми не смог управлять. Часто эти ситуации не слишком сложны, например, требуется компетенция в управлении, а ее нет. И тогда система создает новое чрезвычайное положение и ныряет в него, отрываясь от противников. Все это, конечно, делает нашу Систему дружественной войне. Но, заметьте, к состоянию войны, а не к тому, чтобы ее выигрывать. Война хитрая вещь. О стратегии говорят в разных отраслях — в политике, экономике, управлении, но вообще-то, стратегия — это понятие военного происхождения. Она оценивается только успехом. Долговременное развитие, инклюзивность, включение противника в свою коалицию — все это для стратегии необязательно. Обязательны — успех или имитация успеха. Часто говорят про сходство России с Советским Союзом, а его на самом деле нет во всех принципиальных моментах. В Союзе была жесткая идеократия, жесткая бюрократия. Чуть дернешься — и ты уже нарушил «нормы нашего строя». Нормы были странные, но они были, а здесь их нет. Между концом 1980-х и серединой 1990-х выбрали путь имитации западных институтов — с нарушением норм и правил этих институтов. То есть мы пошли путем хакеров. Хакер может, расколов, подделать любую систему. Мы научились раскалывать западные. Система РФ казалась успешной. В чем ее верткость? В превращении всего вокруг в свой ресурс: сырья, человека, остатков каких-то советских паттернов, коррупции внутри страны и на Западе. Это организм идеального выживания любой ценой. Наконец пришли к тому, что ценой оказалась война, которую Система пока не знает, как выиграть. Кстати, она никогда вообще не знает заранее, как будет действовать. В 2014 году вляпались в историю на Донбассе, но довольно быстро поняли, что дело плохо. Заключив Минские соглашения, перенеслись в Сирию. Конечно, ни о какой Сирии бы и не стали думать, если б не Донбасс. И так все время. ЧИТАТЬ ЕЩЕ «Победа — это русский эмоциональный наркотик»Исследователь Елена Конева — о том, как работает социология в условиях войны и цензуры Сейчас ситуация экстраординарная. Она похожа на начало Второй чеченской войны. Тогда очень бодро и резво вошли в Чечню, рассчитывая на гигантское военное преобладание над этими разрозненными отрядами, а оказалось, что это преобладание бесполезно. Вы своими танками, вертолетами бродите по Чечне, а по вам из кустов стреляют. И кого здесь побеждать? Ближайший куст? Грозный довольно быстро взяли, хотя развалили почти до фундаментов, как Мариуполь. Но это ничего не дало. Очень похоже на то, что происходит сейчас в Украине. Зато в Чечне появился союзник, Кадыров-старший, мощный местный политик, который без особого почтения к Москве стал союзником преобладающей силы. В Украине ничего подобного нет. Поэтому мы видим какое-то шляние по Украине с войсками без ясной цели. Что там хотят сделать? Как, каким образом, где черта? Я не вижу в этом, честно говоря, ничего обнадеживающего, потому что это и есть способ существования нашей системы. Российская система ведет себя точно так же, как в Брянске, Воронеже — добивается лояльности в обмен на какие-то фишки, пайки. Пряники небольшие, а кнут ощутимый — войска могут убить. Система обкусывает и пережевывает Украину по краям. И это очень плохая ситуация как для России, так и для Украины. Военная техника на улицах Мариуполя. 15 апреля 2022 года. Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ Вы говорили: «Система РФ могла погибнуть уже много раз. Государство, сильное даже государство России, несколько раз находилось бы на краю гибели. А система РФ — нет». Как вы сейчас оцениваете шансы гибели этой системы? — Я не могу уверенно сказать, что российская Система сохранится. Потому что она теряет свое главное свойство — живучесть. Чтобы быть юрким, надо оценивать ситуацию, в которой находишься. Путин долго сохранял рациональный взгляд на вещи, а потом произошло нечто. Сейчас он все в большей степени выглядит фантазером, для меня во всяком случае. Или, как говорят, визионером. Куда-то смотрит, что-то там видит, чего не видят другие, кроме него. Есть гипотеза, что Путин последние годы читает плохие книги в большом количестве. Он раньше не читал так много и так плохо. Он подпал, по-моему, под влияние книг Суворова, известного по «Ледоколу». Я об этом сужу по его проговоркам. Он не любит критиковать Сталина, а тут вдруг довольно резко говорит о том, что Сталин зевнул в 1941 году наступление немцев. Надо было предупредить превентивно. Это же концепция Суворова, которая состоит в том, что Сталин готовился к удару, а Гитлер ударил раньше на несколько недель. Здесь мы погружаемся в мир тайн и чудес. Путин верил, что ведет превентивную войну. Что если бы он ее не начал, то через несколько недель ее начал бы Запад. Почему он так считает? Это уже тяжелая форма деформации интеллекта, который был довольно трезвым когда-то. Путин воюет на призрачном фронте, но он бросил туда российскую армию, а это ведет к ужасным последствиям. А то, что украинцы не сдаются, только подтверждает ему, что он прав. Значит, они действительно готовились к войне, и он едва-едва успел ударить.",«Путин сам является главной и желанной мишенью собственной пропаганды» - Журнал «Холод»,https://holod.media/2022/04/30/pavlovsky/?fbclid=IwAR3UcgyP7KsXUI1V_dZpECPxlnlkQPM8UePR7mFxaouWk6qN5hg-mNnf_uI,2022-04-30 10:43:54 -0400