Facebook,"У современной России было два риска. Тогда, когда это еще не могло никому прийти в голову, был один человек, гений, который их назвал. Человек этот - Егор Гайдар. Риск первый – превращение в мафиозное государство: «Союз мафии и коррупции при самом становлении капитализма может дать такой ужасный гибрид, аналогов которому в русской истории, пожалуй, не было. Это было бы действительно нечто вполне апокалиптическое: всемогущее мафиозное государство, подлинный спрут». Второй риск – новые мечты об империи. То желание, которое могло завести Россию на путь Германии периода Гитлера. Поразительно, но об этом риске Гайдар упоминает в своей книге «Гибель империи», вышедшей в 2006 году, на втором сроке Путина. Еще не произнесена даже Мюнхенская речь, еще не было конфликта с Грузией, не говоря уже об аннексии Крыма. Эксплуатация постимперского синдрома – эффективный способ получить политическую поддержку. Концепция империи как государства мощного, доминирующего над другими народами – продукт, продать который так же легко, как кока-колу или памперсы. Чтобы рекламировать его, интеллектуальные усилия не требуются. «Нетрудно убедить общество, что государство, которое столь неожиданно развалилось, можно столь же быстро восстановить. Это иллюзия. Причем опасная. Платой за нее стали реки крови, пролитые в ходе Второй мировой войны», - предупреждал Гайдар. Нельзя поддаваться магии цифр, но то, что крушение Германской империи отделяло от прихода Гитлера к власти примерно 15 лет – столько же, сколько отделяет крах СССР от России 2006–2007 гг., – заставляло задуматься. «Если мы не извлечем уроки из того, что произошло с нашей страной и другими империями в XX в., то можем стать угрозой миру. Это самое страшное, что может случиться с Россией», - таков вердикт Гайдара. И вот 2022 год. Все, о чем предупреждал он – сбылось. Все страшное – случилось. Путин – глава мафиозного государства, в этом ни у кого сомнений нет. Его страна ведет войну за захват территорий. Народ zигует и жаждет возвращения империи. А Россия теперь - главная угроза миру. 652652 72 comments 109 shares Like Comment Share",Facebook,https://www.facebook.com/Nevzlin/posts/pfbid0jxd3qjZPHW5puaqQAVvFFCDq2bCMEdoTtKWPE6nM7qgZibJVn3EuLi8gJwTrLPVBl,2022-08-07 03:00:33 -0400
Facebook,"К сожалению, то, что определение «метропольные русские» можно заменить гораздо более точным словом «рашисты», и тогда «за что я не люблю Россию и русских» логично превратится в «за что я не люблю рашизм и рашистов», я увидел, уже когда видео и текст на эту тему были записаны и написаны и даже опубликованы. Оговорки в тексте по поводу «русофобии» и «русских» не помогли, и меня мгновенно обвинили в расизме и шовинизме (а самые глупые – еще и в империализме). Однако национальность как идентификатор для меня существенна не более, чем принадлежность к болельщикам того или иного футбольного клуба. «Предал» ли я Россию, «обнеметчился» ли я звучит для меня примерно как «перестал ли я болеть за «Зенит»» и стал ли ходить на матчи FC Bayern. Да мне вообще футбол неинтересен. И Германия, где тьма народа себя никакими немцами не считает (а считают баварцами, или берлинцами, или, не знаю, теми же футбольными фанатами) – в этом смысле, безусловно, невероятно комфортная для меня страна. С учетом этих поправок даю текст, вызвавший бурю довольно глупого протеста после публикации на Republic. ЗА ЧТО Я НЕ ЛЮБЛЮ РОССИЮ И РУССКИХ У многих сейчас есть потребность определить свое отношение к России и русским. Особенно у тех, кто из России уехал. Но мне сделать это трудно. Мое отношение располагается где-то между страхом, нелюбовью и брезгливостью, но все равно это очень неточно. Увы: великий и могучий русский язык страдает врожденным бесплодием по части слов, описывающих современность. Обычно он дожидается, когда словечко, описывающее новое явление, появится на Западе, - ну, что-нибудь типа «hybrid regime», «гибридный режим», - и тогда проглатывает его с урчанием, иногда переваривая до полного уничтожения смысла. Так случилось со словами «либерализм» и «демократия». В России ненавидят либерастов и дерьмократов, то есть таких, как я. А я не люблю Россию и русских. Поэтому я, если выбирать среди имеющихся в наличии слов, – русофоб. Но оно тоже неточное. Последним точным словом, определяющим мое отношение к стране пребывания, было «антисоветчик». В Советском Союзе я им был. При этом я полагал СССР чем-то вроде парши на теле России. Когда же СССР рухнул, выяснилось, что парша и есть тело. Не я один сделал тогда такое открытие. Валерия Новодворская однажды сказала, что ее крупнейшей ошибкой была та, что она считала народ производным от коммунистов. А оказалось, что коммунисты были производным от народа. Проблема в том, что русские своей паршой гордятся. Русские вообще часто гордятся тем, чего следовало бы стыдиться, - и наоборот. Но я не уверен, что слово «русские» тоже является точным. Дело в том, что Россия устроена по принципу центрифуги. Либо ты изо всех сил хватаешься за Москву, спасаясь от центробежных сил, - либо тебя уносит в никуда. Поэтому нередко в Москве встречаются настоящие алмазы. Алмазы вообще рождаются под давлением. И нередко для выросших под давлением людей Россия – колодки на ногах. Я не уверен, что тех, кто ощущает Россию колодками, и тех, для кого они типа домашних тапочек, правильно называть общим словом «русские». Тем более, что за границей «русскими» называют вообще всех, кто из России: хоть украинцев, хоть евреев. И я к этому успел так привыкнуть, что именно в этом смысле слово «русские» и употребляю. Но, может быть, по отношению к этим всем-кто-из-России следует вводить дополнительные уточнения, фиксируя разделение. Например, «метропольные русские» - и (этот термин Дмитрий Гудков уже пытался ввести) global Russians. Перед самой войной у меня в Германии был разговор с одним из таких алмазов. Ну, или global Russians. Он спросил: - За что все-таки ты русских так не любишь? Мне было что ответить! Например, за то, что русские так и не стали народом: метропольные русские больше похожи на оккупированное, а точнее, самооккупированное население. Народы неизменно субъектны. У народов есть идеи и ценности, которые они готовы отстаивать. У русского же населения нет никаких идей, кроме выживания, причем для выживания они каждый раз ложатся под очередного монстра на троне, а в качестве прикрытия этой убогой сцены используют высокомерие. И за комбинацию чванства с униженностью я русских тоже не люблю. За эту вот убогую имперскость, когда у самих пыль, грязь и отсталость, но зато дикое желание видеть других стоящими на коленях. Стояли ведь когда-то? Можем повторить! Россия для меня – страна-гопник, то есть вообще не Европа. Если бы в один прекрасный день все русские проснулись с раскосыми глазами или другого цвета кожей, и при этом без ядерных боеголовок, превратившихся в сахарные (то есть так, как описано у Кафки в «Превращении» и у Сорокина в «Фиолетовых лебедях»), - они бы увидели в зеркале одну из беднейших стран Европы. Драчливую и кичливую. Бесстыжую и скверно образованную. Когда у приматолога Роберта Сапольски я читал о его приключениях в Африке, то нередко вздрагивал, видя, что нравы в Кении или Танзании не слишком отличаются от нравов в русской глубинке, которая начинается резко, с обрыва сразу за Москвой. Садитесь в поезд и выходите на любом полустанке километрах уже в 60 от первопрестольной. Вам там будет и Кения, и Танзания, особенно если в деревне. Да и Москва – столица государства в джунглях. Посмотрите, как везут по ней Путина. Кортеж в сто машин. Движение перекрыто. Мигалки мигают, сирены сиренят, пожарные и «скорые» смиренно дожидаются, пока проедет вождь толстокожих. Третий мир. Если не четвертый. Я могу продолжать этот список, на который у метропольных русских возникнут, разумеется, обидки, что вообще типично для всех гопников мира, требующих к себе показного уважения. Список, к слову, начат не мной, и даже не Чаадаевым, а, скорее, тремя русскими диссидентами XVII века – Хворостининым, Котошихиным и Крижаничем, которые понаписали много чего про Россию и русских. И про то, что живут в «спесивстве и бесстыдстве», и про то, что «сеют рожью, а живут ложью». И, разумеется, про «отсутствие благородной гордости, чувства личного и народного достоинства», которое русским заменяет «людодёрство». «Здесь умы у народа тупы и косны… Истории, старины мы не знаем», - заключ