Facebook,"Что тут добавишь к обнародованным вчера и сегодня пыткам в российских колониях? Увы, всегда было, есть и будет. Если и обычный россиянин бессубъектен, то зэк – просто говорящая вещь, которому отказано во всём человеческом. Единственное, что как-то смягчает ситуацию – это то, что всё меньше россиян сидит на зоне. Если на пике в начале 2000-х лишено свободы было 1,1 млн. человек, то сейчас – 470 тыс. Снижение больше, чем в 2 раза. Вероятно, такая ситуация особенно озверяет служителей ФСИН. Во-первых, эта структура функционирует официально как коммерческая, и её главная задача – зарабатывать деньги. А чем меньше зэков, тем меньше прибыли. Плюс ставится под сомнение наличие такого огромного числа тюремщиков – если число зэков упало в 2,2 раза, то и их надо сокращать в такой же пропорции. Во-вторых, всё больше концентрация на зонах «отпетого» контингента (рецидивисты, исламские активисты и т.п.), кто не хочет трудиться («делать план»). И одновременно – «красного» контингента, кто тоже не трудится, а служит капо. А деньги ведь с начальства зон спрашивают. Отсюда эта активизация пыточного конвейера - заставить влиться в рабский труд. В долгой истории тюрем России были лишь два относительно светлых момента – 1920-е и хрущёвская Оттепель. Это вообще два самых лучших момента в российской истории во всём. В 1920-е декларировалось «максимум прощения впервые оступившимся» и «перековка». Максимальный срок был 10 лет, было множество способов скостить срок, а само нахождение в лагере или тюрьме было сносным. Писатель Варлам Шаламов, которого трудно заподозрить в симпатиях к сталинизму, и попавший в Вишерлаг (Северный Урал) в 1929 году, оставил о нём подробные воспоминания в антиромане «Вишера»: «Работа вовсе не спрашивалась, спрашивался только выход, и вот за этот-то выход заключённые и получали свою пайку. Кормили тогда по-особому. Каждый имел право на 800 граммов хлеба, на приварок - каши, винегреты, супы с мясом, с рыбой... В лагере никто не голодал... За работу не платили никаких денег. Но ежемесячно составляли списки на премию, и по этим спискам давали 2, 3, редко 5 рублей в месяц. Эти два рубля выдавались лагерными бонами. Эти лагерные боны стоили гораздо выше, чем вольные деньги. В лагере был магазин, где можно было купить всё, что угодно. Была в лагере и столовая ресторанного типа, только для заключённых, где принимали деньги-боны и где, например, порция антрекота стоила 15 копеек». Далее Шаламов пишет, что трудящиеся с воли завидовали лагерникам, как те сидят. И есть цифры, которые говорят лучше всякой публицистики. Данные за 1928 год - 85.118 человек находится в местах лишения свободы. За 1930 год – 179 тыс., видно, как резко пошёл подъём, но до нынешних цифр в 1930-м было ещё далеко. Напомню, сейчас сидит 470 тыс., т.е. в 5,5 раз больше, чем в 1928-м и в 3 раза больше, чем в 1930-м. Кстати, в 1928 году население СССР составляло 150 млн. человек, почти как сегодня (145 млн.), потому особенно удобно сравнивать. Ну а как главной целью ГУЛАГа и затем его правопреемников стало извлечение прибыли из зэков, то всё покатилось в ад. Всегда говорил и повторю: самое страшное в России – эксплуатация человека человеком. И самое лучшее – эксплуатация недр. Вот ФСИН так и остался в ситуации госкапитализма со звериным оскалом. (т.е. опять сталкиваемся с тем, что первична экономика).",Facebook,https://www.facebook.com/ppryanikov/posts/4680922385286117,2021-10-06 12:03:55 -0400
Facebook,"Начала смотреть хороший российский сериал (так бывает), моя ""любимая"" платформа Kion наконец-то разродилась чем-то стоящим, слышите, Игорь Мишин, на вашем домене праздник, проехал грузовик Натальи Мещаниновой и сбил зрителей с ног. Сериал называется ""Пингвины моей мамы"". Ничего страшнее в нашем кино я не видела уже давно. Притом, что это как бы драмеди, которое полнится дерзкими шутками, но за такие шутки сегодня авторов называют нежелательными в РФ субъектами. В ""Пингвинах"" две повествовательные линии. Первая про взросление через любовь - не к девочке, а к стендапу (коллеги помладше подсказывают, что стендап есть новый рэп). За эту линию отвечает Макар Хлебников (сын Бориса), он потрясающий. Он прямиком из ""Шума в сердце"", он Холден Колфилд, что катит по Новому Арбату на скейте и высмеивает глупых взрослых и их дурацкую пустую жизнь. Вторая - про диктатуру добра, про тиранию праведника, про благие намерения, которые ведут уже не на Новый Арбат, а в чертово пекло. Мещанинова замахнулась на деликатнейшую тему - усыновление. Мама Макара (Александра Урсуляк) взяла троих из детдома и хочет еще. Новые сироты лучше старых и, главное, родных детей. Папа (Агранович) маме ожидаемо не указ, он живет в аду без права на УДО. Наблюдать за этим невыносимо, Урсуляк моментально, через десять минут экранного времени умудряется вызвать у зрителя звериные инстинкты, нечто похожее мы наблюдали когда-то в ""Покровских воротах"" или ""Пролетая над гнездом кукушки"". Боюсь даже представить, что про этот женский образ напишет Мария Кувшинова. Помимо эмоционального шантажа публику добивают еще и юмористическими провокациями. В кадре все чистенько и благополучненько - никаких панелек и водки, разве что величественная полифония мата - но Россия у Мещаниновой - нелюдимое место (Саша Сулим, привет). В этой России можно существовать, но жить не хочется. Вот Милашина недавно говорила Собчак, что в России рожать деть безответственный поступок. Ну если они пойдут вот в эти школы (я просто далека), так точно. В общем, я вздрогнула от правды-матки (не игра слов) Мещаниновой. Большое ей за это, человеческое спасибо. Гуманизм полумертвый шевелится, но Мещанинова попробовала ему сделать искусственное дыхание.",Facebook,https://www.facebook.com/zinaida.pronchenko.7/posts/1781051762103757,2021-10-07 02:33:56 -0400