интерес, - личная несменяемость работников этой государственной машины. Все действия этой машины можно разделить на работу в соответствии с поставленной целью («проведение в жизнь политических решений») и рефлексивную реакцию на то, что бюрократы воспринимают как угрозу, нарушение порядка. Отсюда важнейшим является вопрос «кто контролирует государство?» Современные общества выработали систему представительной демократии, смысл которой состоит в том, чтобы государство управлялось через посредство политиков, отражающих интересы избирателей. Система не всегда эффективна (критика представительной демократии, ее элитизма и коррупции насчитывает кубометры литературы), но, как говорил Черчилль (или как ему, как обычно приписали), «все остальные еще хуже». Контроль над государством важен не только для того, чтобы правильно ставить задачи («построить стену на границе», - «снести стену на границе»), но и для того, чтобы это государство ограничить в его рефлексивном стремлении поглотить или уничтожить все остальное. Поэтому в странах с развитой системой представительства есть множество других структур, не подчиненных государственной бюрократии. Церковь, профсоюзы, университеты, некоммерческие организации, - да и бизнес разного уровня, - живут сами по себе, а государство может лишь установить какие-то рамки для их деятельности. В России государство (наверное, со времен Петра Первого, - но точно в последние пару веков) неподконтрольно обществу. Будучи неподконтрольным – оно поедает все независимое. Церковь, наука, НКО в России бывали самостоятельными лишь короткие периоды ее истории. В остальное время они становились частью государственной бюрократии, как и бизнес, который, как давно замечено, в России невозможен без аффилиации с бюрократией. И совсем плохо становится, когда это неподконтрольное обществу государство оказывается захвачено теми, кого в 1990-е называли «ОПГ». Тогда та же самая бюрократическая машина, которая – пусть неповоротливо – работала, выполняя задачи по улучшению жизни и поддержанию свободы (когда такова была политическая воля), которое называли «единственным европейцем» в стране, начинает работать на произвол и войну. Сам «захват» государственной машины радикалами (как в 1917) или ОПГ становится возможным как раз потому, что государственные бюрократы на предыдущих этапах препятствовали самоорганизации общества, усилению негосударственных структур (или прямо подавляли или подчиняли их). Первыми жертвами бюрократии становились либеральные благонамеренные организации, стремившиеся сотрудничать с бюрократией, но воспринимавшиеся ею как угроза. В результате в момент кризиса власти (революция или «преемничество») контроль над государством получали самые организованные – те, кто создавал и поддерживал свои структуры в противовес государству, - радикальная подпольная партия, остатки КГБ или преступные группировки. Отсюда есть несколько практических выводов. Государство само по себе не преступно и не благородно, - это машина бюрократии, которую надо контролировать. Преступной (или благородной) может быть группа, контролирующая государство. Первой задачей является поставить государственную машину под контроль представительной власти. Парламент в нашем случае важнее президента, вопреки известной традиции, потому что цель ограничения произвола важнее в перспективе, чем цель просвещенных реформ. Да, «обезьяньи процессы» возможны именно в демократии («непросвещенный народ против просвещения»), но и они лучше, чем государственные репрессии (возможные именно в неподконтрольных народу автократиях). Второй задачей является ограничение инстинктов бюрократии к монополизации контроля над всеми сторонами общественной жизни. Любая конституция должна включать серьезный перечень запретов и ограничений для бюрократии: чего ни при каких условиях не может делать государство. Это касается прежде всего прав и свобод, - не «государство гарантирует права и свободы», а «государство не может издавать законы, ограничивающие права и свободы». То есть конституция должна исходить из первичности прав, а не разрешений. Церковь, науку, бизнес, общественные организации надо вывести из-под контроля бюрократии. Всякие рассуждения, будто государство – единственный защитник образованного класса от темных инстинктов народной массы, так же как любое запугивание «неправильным голосованием» являются открытой или неотрефлексированной идеологией этой самой бюрократии, успешно контролирующей значительную часть либеральной интеллигенции с помощью фантома «союзничества» с ней против демократии. На самом деле эта идеология направлена на недопущение установления контроля над бюрократией. Это самое общее рассуждение, конечно, - но мне кажется, его стоит держать в уме.