Выбрать главу
о обменяли на Луиса Корвалана, и это время, известное одновременно под тремя кличками – и как «эпоха холодной войны», и как «эпоха застоя», и как «эпоха разрядки международной напряженности», из сегодняшнего дня многим покажется даже счастливой: советские танки еще стоят в Восточной Европе, но еще не покатились в сторону Афганистана. Ну да, есть какие-то отдельные недовольные, кому-то, видите ли, не дают выехать из СССР, но и городов не бомбят, миллионы беженцев не покидают свои дома. Это я к тому, что всплывающие ключевые слова протекшего момента вызываются в памяти безотчетно. По преимуществу, этими воспоминаниями маются люди, которые были свидетелями эпохи или в дальнейшем, уже в следующую эпоху, прочитали о ней подробнее. Некоторые высказывают предположение-пожелание, а вдруг обмен российских правозащитников и правдолюбцев на чекистских убийц и диверсантов хоть в чем-то окажется похож на тот, 1976 года, обмен «хулигана на Корвалана». Владимир Константинович Буковский безуспешно пытался вмешаться в российскую политическую жизнь после перестройки и даже в какой-то момент поддержал Ельцина в 1993 году, но в дальнейшем понял, что остается врагом чекистского режима, который затеял против эмигранта Буковского настоящую спецоперацию и, как многие думают, физически устранил опасного, как казалось режиму, противника. С другой стороны, советские начальники – и партийные, и чекистские – спасли от тюрьмы и привезли в СССР Луиса Корвалана, который в то время выступал за мирное соревнование с капитализмом. Корвалана никак нельзя сравнивать ни с киллером Красиковым, ни с чекистами-хакерами, вывезенными сейчас на советскую родину в рамках обмена. Мне довелось раза два встречаться и разговаривать с Корваланом, правда, через переводчика. Он приходил на балетмейстерский факультет ГИТИСа, где я преподавал античную литературу, а дочь его, имени которой я не запомнил, училась. Формальный повод для визита обозначался так: отец хочет узнать об успехах и прилежании дочери. Дочь Корвалана, насколько я помню, занималась не лучше, но и не хуже других мастеров балета, которым нужно было высшее образование для того, чтобы по миновании карьеры танцовщиц и танцовщиков становиться дипломированными балетмейстерами, режиссерами и т.д. Дело было на рубеже 1979-1980 гг., и мне запомнились три вещи – отличный твидовый пиджак, тоска в его глазах и рекомендация Корвалана лично мне – прочитать «Тюремные тетради» Антонио Грамши. Но я отвлекся от обмена. В том, 1976 года, обмене Буковского на Корвалана была идеологическая симметрия: своего человека, кровного, родного для страны и людей, но политически враждебного, брежневский режим скрепя сердце отпустил. Мог бы убить, запытать в психиатрической лечебнице до смерти, зашибить на улице, но – отпустил. А себе забрал чужака. Политически вроде бы своего, но время все-таки показало, что не совсем своим оказался и Корвалан. Цену советскому строю узнал на собственной шкуре. Через несколько месяцев после нашей встречи Корвалан сделает пластическую операцию и отправится в Чили, где даже ухитрится пережить Пиночета. Вот почему Корвалана не стоит путать ни с киллером Красиковым, ни с другим «своим чужаком» - Рудольфом Абелем, героем другого знаменитого обмена, который состоялся в феврале 1962 года на мосту Глинике в Берлине. Ключевые слова и даты в прихотливых конфигурациях – нет, не хранятся, а перемещаются в нашей памяти, оживленные внешними событиями. Сейчас я постараюсь показать, как это происходит. Мы говорим «обмен Пауэрса на Абеля». Но ведь за ними – целая сеть дат и событий. 1960 – над Свердловском ВВС СССР сбивают американский разведывательный самолет. Взят в плен летчик Пауэрс. Август 1961: Советы начинают строительство Берлинской стены. Февраль 1962 на мосту Глинике меняют американского летчика на советского агента "Рудольфа Ивановича Абеля", он же американец William August Fisher, в уплату за которого СССР добавил, кстати, еще и студента, арестованного в Восточном Берлине "за шпионаж". Кому-то кажется, что впереди – международная оттепель. 1961 год – год полета Гагарина и XXII съезда КПСС. Из мавзолея вот-вот вынесут Сталина. Но это все, как выяснилось, поверхность, спецоперация на вынос. А в глубине-то все идет своим чередом. В 1960 или 1961, после двадцатилетней отсидки в Мексике, через Кубу приезжает на родину заказчик убийца Троцкого Рамон Меркадер. К слову сказать, десять лет спустя роль Меркадера в франко-итальянском фильме «Убийство Троцкого» сыграет Ален Делон. Бывший советский человек, я увижу этот фильм «с опозданием на советскую власть», в начале нынешнего века. Писательница Галина Серебрякова, вернувшаяся из лагеря после многолетней отсидки, встречается в ЦКБ (центральная клиническая больница, которую принято называть «Кремлевкой») с доживавшим тогда последние годы помощником Сталина Поскребышевым – заслуженным пенсионером. Чекисты – в силе. После Новочеркасского расстрела в июне 1962 года сила эта нарастает. По недосмотру «Новый мир» публикует «Один день Ивана Денисовича». Но писателя быстро затаптывают. Никто не хочет знать недавнюю историю своей страны, и тогда эта история повторяется. В октябре 1962 разгорается Карибский кризис. Идеологические заморозки в СССР все ближе. А обмены идут довольно бойко, СССР и РФ завозит к себе упырей и убийц, исторгая политических оппонентов. Но только обмены эти никогда не означали сигнала к оттепели. В 2016 году практикуются обмены пленными и с Украиной. На уровне отдельных семей они несли людям беспримесное счастье и могли проходить по линии «оттепели» между Москвой и Киевом. Но после 24 февраля 2022 года стало ясно, что на политическом уровне это была игра. Память отбрасывает меня к частушке Вадима Делоне 1976 года, точнее – к ключевому слову «обмен». В тогдашней Москве это слово, «обмен», было ключевым для людей, которые пытались решать свои, воспользуемся советским бюрократизмом, «жилищные проблемы». Рынок жилья существовал, но он был преимущественно натуральным. Семейное положение людей менялось, и жилищные условия не поспевали за этими переменами. В 1972 году выходит повесть Юрия Трифонова «Обмен». Сюжет ее довольно прост: вот-вот умрет пожилая женщина, у которой есть комната в коммуналке, и тогда комната эта пропадет для семьи. Для спасения комнаты требуется организовать обмен. В повести много интересного о внутренней жизни советского человека, и слово «обмен» - уже не в квартирном, а, так сказать, в антропологическом плане, – продержалось в словаре советского человека до наступления нынешней нашей эпохи. Невозможно обесценивать освобождение людей, которых выпустили из тюрьмы. В жизни этих подвергшихся пыткам людей и их измученных близких наступил день счастья. Тем более жестокой предстает в нашем сознании пытка, которой продолжают подвергаться сотни оставшихся в заключении людей. Алексей Горинов и Богдан Зиза, Александр Скобов и Игорь Барышников, Светлана Петрийчук и Женя Беркович, Борис Кагарлицкий и Александр Бахтин, Михаил Симонов и Дмитрий Иванов, приговоренные к многолетним срокам за протест против развязанной Эрэфией войны. Как и тень Алексея Навального, эти пока еще живые люди, как и стоящие за ними сидельцы по довоенным сфабрикованным делам (Юрий Дмитриев, Александр Габышев), включены, наверное, в некий небесный список на обмен. Но пока всех их ждет суровая осень и зима в тюрьмах и лагерях. Вот почему для всех остальных вспышка радости после дня большого обмена – это и повод вспомнить старое присловье «солнце – на лето, зима – на мороз».