рассказывал, что никакие протесты сейчас никак невозможны. Казалось тогда, что всех заботил только личный комфорт: россияне отрывались за три предыдущих поколения. Казалось, что собраться они способны только в очереди за новым айфоном. То же самое было в девятнадцатом году. Что такое вообще Мосгордума? Даже самые политизированные россияне не назвали бы в ней ни единого депутата. Кому это вообще надо? Что из этого может выйти? Из с дня сегодняшнего мы воспринимаем эти события иначе, потому что знаем, к чему они привели, но в моменте никто не ждал ничего выдающегося. Мы просто пытались что-то сделать, и всё. Так же и тут. Есть ощущение, что раскачивать тему выборов с виртуальными голосами виртуальных избирателей, пытаться накидать голосов наименее мерзкому статисту – это не то, во что нужно вкладывать усилия, что никаких последствий не будет, а время и ресурсы нам никто не вернёт. Но это наша реальность, реальность, в которой нет гарантий. Нет таких действий, которые однозначно будут иметь значимые последствия, есть только шанс. Шанс на успех у бездействия – нулевой, у внятной и консолидированной компании с простым призывом к простому и однозначному действию, проголосовать за кандидата с антивоенный лозунгом, шанс на успех точно выше нуля. Сильно ли выше? Не особо. Но всё, что больше нуля, уже не ноль. Нам не дано знать, когда откроется окошко возможностей. Авторитарные режимы так устроены, что за день до крушения блестят монолитом и держат все двери наглухо заколоченными. Наше дело – всегда быть наготове запрыгнуть в приоткрывшееся окошко, никогда не отказываться от участия, пока оно вообще возможно. Сейчас будет много охотников сказать, что, мол, призыв к участию в такой процедуре – прямой путь к апатии и демотивации. «Вот мы сейчас людей зарядим, а после семнадцатого у них настанет тяжкое похмелье». Но мы знаем, что это так не работает. С одиннадцатого года была масса неудачных попыток участия. Их никто не помнит, они просто тут же выпадали из общественной памяти, ни на что не повлияли и не стали частью истории протестного движения. В пятнадцатом году, например, демократическая коалиция очень неудачно сходила на выборы в Костроме и получила в итоге всего 1%. Но кто об этом помнит? Был одиннадцатый год с протестами, был семнадцатый с муниципальной компанией и большими митингами после расследования Алексея Навального о Медведеве. Был девятнадцатый с очень успешным походом в Мосгордуму, а Костромы не было никогда. Ну не получилось, и фиг бы с ним. Погрустили секунд 15 и дальше пошли. Все же прекрасно понимают, что шансы как-то раскачать ситуацию в данном случае небольшие. Что-то получится – тогда будем праздновать победу, а некоторые аналитики скажут, что так точно всё и должно было быть. Не получится? Это не станет поражением. Это просто статус-кво. Ну и что? Нас с вами парализует неверие в возможность положительного результата Поэтому нам не хочется выдавать простой и ясный призыв, я это по себе знаю, это стрёмно всегда, хочется подстелить себе соломки, не говорить: «Идите и ставьте подпись за Надеждина», – а сказать: «Ставить подписи можно за всех, кто не Путин», потому что, когда я говорю или вы говорите «идите, ставьте», а никто вдруг не пришёл – то мы смотримся плохо. А когда мы говорим «ставить можно» и никто не пришёл, то как бы мы и ни при чём. Это не осознанно происходит, но это так работает, и в результате у нас от оппозиционных политиков исходят какие-то сложнющие месседжи, которые не находят отклика за пределами локального информационного пузыря. Зато там много соломки. Вполне вероятно, что и сейчас ничего не выйдет, что я призову сейчас за Даванкова голосовать, а он 1% наберёт и займёт последнее место, потому что ну не распространится информация за пределы моей аудитории. Может такое быть? Может, у меня такое бывало, но нам надо понимать нашу роль в российской политической ситуации. Мы – это те, с кого начинает разгораться костёр. Огонь осознания в головах наших граждан, что жить можно иначе, что Путин нам судьбой не предначертан. Костёр этот может разгореться, только если мы зажжём спичку и бросим её в центр, а потом ещё подкинем небольших веточек, чтобы пламя могло распространяться. У нас вместо спичек идеи и стратегии. Мы играем в игру с вполне понятными правилами. Путинская власть стоит на вере в его силу, непобедимость и всеобъемлющую поддержку, но, как только мы сможем изменить это мнение, достать вот этот кирпичик, как только люди поймут, что их пичкали иллюзиями – вот тогда-то всё и изменится. Выборы – это хороший момент для старта такого процесса. Мы все видели, как он произошёл в Беларуси, мы видели, как он происходил в других странах. Но для начала необходима стартовая позиция, единая, понятная и простая стратегия. И поэтому нам не годится всякое «голосуйте за кого угодно, как угодно и вообще голосовать не обязательно, главное – прийти в полдень». Нам нужно голосовать за мир, за кандидата, который поднял этот флаг, за Даванкова. Не нужно бояться, что вы поделитесь своей репутацией с Даванковым, а он потом предаст. На самом деле, вы ничего ему не передаёте и не отвечаете за его действия. Слушать его всё равно никто не будет, наши аудитории будут слушать нас. Не нужно бояться, что ничего не выйдет, это совсем не страшно. Ну, порассказывают несколько человек в твиттере, что вы призвали, а ничего не вышло, ну и что? Я вот в восемнадцатом году призывал голосовать за Явлинского, он набрал 1%, но вот я тут, с моей репутацией ничего не произошло, хотя тогда не получилось. Не страшно, что не получится, страшно не попытаться. Есть ещё достаточно времени, чтобы эта идея зашла, чтобы существенная часть российского общества обсудила эту идею, а не проголосовать ли нам за сорокалетнего молодого кандидата, говорящего, что он за мир, вместо 71-летнего несменяемого Путина? Если такая дискуссия всерьёз начнётся, ответ на этот вопрос может быть неожиданным, поэтому давайте попробуем её начать, не будем никого запутывать, а просто попробуем начать эту дискуссию. Последние, к кому я сегодня хочу обратиться – это люди, принципиально не желающие пойти голосовать, не потому, что не понимают, зачем, а потому, что хотят проявить таким образом свою гражданскую позицию и показать, что они не согласны с процедурой в целом. Я такую позицию тоже понимаю, я тоже с процедурой не согласен. Все эти сравнения с напёрстками, с игрой в шахматы, где тебя доской бьют по голове – они ведь на самом деле верные, но проблема в том, что вы в этой игре в любом случае участвуете. Подлая эта система устроена так, что тех, кто не приходит и тех, кто молчит, она записывает в свои сторонники. И речь не об активных сторонниках, конечно, но о тех, кто готов принимать происходящее молча. А вы ведь не такие, я смотрю, например, опрос «Лентача» вчерашний» и вижу там 25% тех, кто не собирается идти голосовать вовсе. Это явно люди ну явно никак не поддерживающие Путина, ни молчаливо, ни как-то иначе. В нас вшит протест ногами, отсутствие на участке как фига власти, потому что в советское время кандидат был один, и голосовать против было крайне опасно. Главным протестным действием тогда был не приход на выборы, отсутствие. Кажется, что это морально безупречный ход, будто ты не мараешься в этом. Но правда в том, что к каким-то переменам может привести только действие. Бездействие значимо для вас, вы понимаете, его смысл, но никто кроме вас его не поймёт. Молчанием нельзя никому ничего доказать. Не присутствием нельзя выступить против, тогда решение просто примут без вас, а о том, что вы вообще есть такой со своим мнением, никто вообще и не узнает. Ваш голос даже не придётся красть, его там просто нет. Противно, я согласен, но идти надо. Посмотрите, куда нашу страну утащили эти пожилые чекисты. Я вчера почитал на «Медиазоне» рассказ военного, который возит «груз 200», это тела российских погибших солдат. Там он описывает, как матери реагируют, когда видят тела своих погибших детей. В одном из рассказов военный доставил матери тело сына, а он был уже вторым погибшим сыном её, и есть третий, его тоже могут призвать, мобилизовать. Вот цитата оттуда: «Там я, конечно, попал под такую истерику. Я и за Путина выслушивал, и за Шойгу, и за всех-всех сразу. То есть, я был во всём виноват как человек в форме. Я эту войну развязал, я всех поубивал, я её сына убил, все дела. Её было просто очень жалко. Она и кинуться на меня хотела, да не хватало сил от пережитого ужаса. Она обмякла и почти в обморок упала». Ну как такое может происходить в России? Зачем гибнут эти люди, которые могли бы жить спокойно? Почему едут в чужую страну убивать других? Всё это остановится только в одном случае: когда Владимир Путин перестанет быть президентом, и через неделю каждый россиянин сможет сказать: «Я хочу, чтобы президентом был кто-то другой, я за мир». Так давайте же в этот раз возьмём и скажем. Может, не выйдет, но мы попробуем. До завтра! «Какой дядя тебе нравится из этих? – Вот этот. – Дай пальчик, смотри, вот этот дядя. – Нет, вот этот! – Вот этот, смотри, он красивый. – Нет, хочу вот этого! – Нет, Аглаюшка, давай вот этого. – Нееет!»