овский, Чижевский, Фёдоров) – это естественная часть европейского гуманизма в пост-христианскую эпоху (поиск места человека в космическом контексте). Но с другой стороны, это некая проекция идей революционой экспансии в мир (не случайно идеи космического “обживания миров” и “колонизации планет” так совпали с экспансией социальных учений, например, марксизма). В “Аэлите” это видно очень хорошо: экспорт революции в космические дали.. Вообще, идеи экспансии нового человека (с его новыми социальными запросами и научными возможностями) – идеально совпадают и с имперством, которое традиционно мыслит категориями расширения жизненного пространства. Несмотря на религиозный бэкграунд (Федоров), “русский космизм” органично сочетается с революционным периодом и вписывается в эпоху революций (Циолковский). Экспансия нового человека – в мире, в космосе – остаётся имперской по духу и основана на модели завоевания новых пространств (теперь уже для правильных идей и правильного человека). Советская империя (как глобальный проект) чувствовала странное родство с “русским космизмом”, боготворила Циолковского и несмотря на религиозность “отцов-основателей”, не противилась “Фёдоровским чтениям” в конце 80-х. (Ильич в мавзолее гармонировал с идеей ""воскрешения"" отцов). Однако, судя по всему, мы живём в эпоху заката “русского космизма”, имперско-экспансионистская суть которого потерпела жестокое (философское) фиаско. 20 век (время глобальных экспансий) показал, что человек, скорее, “заперт” в рамках собственной природы (биологической в космосе – и социальной на планете). Постепенно выясняется, что мы привязаны к судьбе солнечной системы и смертны, как цивилизация, в рамках эволюции конкретной звезды (наш биологический вид в принципе не приспособлен к “колонизации” планет, отрезанных от нас миллионами световых лет в агрессивной “термоядерной среде”). Если прото-элементы жизни и способны выживать в космосе (что ещё предстоит доказать), то биологические тела и цивилизации – смертны по месту рождения. Космическая экспансия человека имеет свои пределы. Образ космоса, как колыбели (у Циолковского) оказался частью мифологии. (Как говорил кибернетик Снаут в “Солярисе”, “Человеку не нужен космос, человеку нужен человек”). Точно так же, социальная экспансия (попытка переделки природы человека) обернулась страшной кровью и истреблением “неправильных” групп), но человек остался верен собственной природе. Демократии в 20 веке победили диктатуры именно потому, что они не трогали природу человека, а на неё опирались. Огрызок империализма – путинизм – также доказал, что экспансии провальны и ведут в тупик. Идея экстенсивного захвата (чего-либо) – является порочной мифологией прошлых веков. В этом смысле идеи и претензии “русского космизма” постигла судьба российского империализма. Мы живём на закате этих глобальных интенций. Естественному человеку свойственно жить здесь-и-сейчас, в естественном ареале обитания (на своей планете в солнечной системе или в сложившейся политической географии). А захваты, “покорения”, экспансии – это миражи и тени прошлого. Если это так, то идеи “русского космизма” (оставаясь утопией), обретают новый смысл, видны под новым углом зрения. В том числе, и “философия общего дела” Николая Фёдорова меняет моральное содержание. Сегодня в ней виден, скорее, не наивный запрос на абстрактное бессмертие, а запрос на справедливость и возмездие здесь-и-сейчас.. Философская утопия о “воскрешении отцов” почему-то традиционно воспринимается как благо и подарок новой жизни. А если это “приглашение на казнь”? Утопическая концепция “воскрешения” плоти появилась в условиях развития науки и упадка христианства, а также в годы острого запроса на социальную справедливость. Федоров идеально олицетворяет дух времени, когда Циолковский писал о колонизации космоса (“колыбели человечества”), а социальные конструкторы создавали теории глобального социального переустройства на научных основаниях. Именно в эту эпоху радикальные философы “русского космизма” вроде Федорова мечтают “отменить” время и историю, ставя в центр мира человека с его телесным бессмертием. Вероятно, в годы войн и революций, эпидемий, массовой потери близких – нужна была наукообразная теория об их возвращении. Время, в котором больше не работала идея о бессмертии души, нуждалось в идее физического бессмертия. Философ Борис Парамонов на “Свободе” как-то остроумно заметил, что в проекте Федорова ничего не сказано о женщинах. В таком внимании к физиологическому бессмертию “отцов” он видел проявление неких гомосексуальных комплексов. А возможно, дело в том, что мужчины гибли чаще. Так или иначе, идея Фёдорова стоит в одном ряду с идеями “русского космизма”, где физическое торжество человека над пространством (космосом) и временем (историей) – органично дополняют друг друга. “Покорив” историю и узнав её законы, человек готов был замахнуться на пространство и время, “отменив” собственную смерть. Философские теории – во многом результат социального запроса. Современный физик, представляющий, что такое миллионы световых лет до ближайшей галактики (что напрочь убивает возможность перемещения биологических тел), скорее, согласится с идеей смертности человечества, которое “привязано” к эволюции нашей звезды и которое исчезнет (испарится) на стадии Солнца-красного гиганта. (Привет мечтателю-Циолковскому с его “колонизацией”). Очевидно, что со временем человечество откажется от детских представлений о бессмертии и придёт к философскому пониманию смертности земной цивилизации, а значит, к пониманию абсолютной ценности жизни здесь-и-сейчас. Например, исламский терроризм возможен только при наличии “вечной жизни” и гурий в раю. А пока древняя иллюзия бессмертия (культ любой религии) будет убивать людей и дальше, обесценивая жизнь в её мгновенной уникальности. (“Поскольку душа бессмертна, то физическая смерть не имеет значения” – думает любой религиозный человек). Почему я вспомнил о концепции Фёдорова? В кровавую эпоху новых войн идея “воскрешения” – не обязательно “подарок новой жизни”, но ещё и реализация ответственности за ненаказанное зло. На “бога” слабая надежда, а вот Сталина, Гитлера и Путина в петле хотелось бы увидеть. Причём, с трансляцией в сети и крупным планом. В духе времени я чувствую метафизический запрос на “воскрешение” преступных “отцов"" (народов), которые ушли от наказания и дожили до старости, избежав петли или электрического стула. Сегодня утопия Федорова может звучать как запрос на возмездие – лучше поздно, чем никогда. Выкопать труп Сталина – это цивилизованная форма приговора. (Из мавзолея его вынесли, но не донесли до крематория) В фильме Абуладзе труп Авеля Аравидзе выставлен у стенки, словно в ожидании суда и новой казни. Володя Котляров нарисовал картину диктатора в морге – как вариант нашего спасения: “В одиночестве, в морге вчерашний диктатор, а сейчас просто мёртвый старик”. Но все мы понимаем, что для нового Каддафи – это слишком лёгкий исход. В чём тогда возмездие, если фюрер спрятался в гробу? Мёртвый – он уже “в домике”. Неужели реальные боль и кровь растают в пространстве истории, как это всегда происходит с исторической памятью, потому что у эмпатии есть свои пределы и вечно плакать над телами Бучи и Освенцима невозможно? Что может адекватно “возместить” боль украинского парня с отрезанными в плену гениталиями? Настоящее возмездие может быть только личным и физическим. “Око за око” – сказано в древней книге. И сказано на века, потому что все другие варианты оставляют злу лазейки для забвения.. Говорят, что “никогда больше” – это лучшая форма возмездия. Но это ерунда, потому что зло неистребимо, а новые войны неизбежны. Это значит, что огромный массив чистого зла (чистой боли) остаётся не-отомщённым к радости душегубов. Рейхи могут быть разрушены, но тысячи убийц умрут в своих постелях с чувством осмысленной жизни.. И потомки памятник поставят.. Мой самый страшный сон – это не распад путинской России, а безнаказанное общество, ускользнувшее от расплаты (нашпигованное насильниками, оккупантами и убийцами). Переобуться для них – плёвое дело. И с криками “никогда больше!” эта шваль шеренгами побежит строить “россию будущего”, гундеть своё любимое “время такое было” и готовиться к новому зверству. В пост-христианский век, военный век (в котором мы живём и умираем) растёт запрос на Справедливость. Слишком много не-отомщённого зла. Более того, зло претендует на “нормальность”, привыкание, потому что оно ускользает от расплаты. Философские утопии Федорова – очень в тему нынешнему веку, который больше не верит в загробное воздаяние. Единственно возможное возмездие злу – это здесь и сейчас. Или никогда (что бывает чаще). Идея “воскрешения” отсылает нас к вопросу – “для чего”? Воскресить какого-нибудь фюрера, чтобы его повесить – вполне библейская идея. (Муссолини с любовницей не дадут соврать). “Воскресить”, достать из ямы, чтобы уничтожить по законам права и глобальной справедливости. В гениальном фильме Абуладзе есть отсылка к утопии Фёдорова. “Око за око” – единственный способ воздаяния злу без возможности ускользания и забвения. Потому что забвение зла, к сожалению –