Сергей Ерженков: Любовь до гробовых - ЭХО
November 19, 2024 02:19
Сергей Ерженков: Любовь до гробовых - ЭХО
Я почти год прожил в типичном российском тридцатитысячнике, откуда в основном и вербуются на СВО, и у меня на глазах формировалось это потребительское отношение к мужчинам, которые, как сказал Владимир Путин, наверняка погибли бы от водки, если бы в их жизни чудесным образом не вмешалась геополитика. Когда за контракт стали платить миллионы, многие матери и жены поднимали с диванов своих мужчин, еще вчера опостылевших и ни на что не годных, и за руку вели их в военкоматы. Когда за смерть стали платить столько, сколько муж, останься он здесь, на гражданке, никогда бы не заработал, у многих стали возникать стыдные мысли о похоронках и новеньких «Ладах». Из тяжелого и ненужного чемодана без ручки мужчина в русских селениях превратился в потенциально ценный актив. После начала мобилизации начался свадебный бум: статистика показывает, что почти во всех российских регионах был ощутимый прирост зарегистрированных браков. Для получивших повестки государство облегчило процедуру — разрешило заключить браки в день обращения, а не с временным лагом в месяц, как обычно. В этом году Госдума собирается принять закон, который позволит гражданским спутницам участников СВО выйти замуж посмертно и претендовать на гробовые выплаты. Если суд установит, что отношения сложились до начала спецоперации, брак оформят задним числом. Так государство укрепляет традиционные семейные ценности.
Сергей Ерженков: Любовь до гробовых - ЭХО
November 19, 2024 02:19
Сергей Ерженков: Любовь до гробовых - ЭХО
И до войны у провинциальной России было преимущественно женское лицо, а уж с ее началом тридцатитысячные города и вовсе превратились в маленькие женские царства. Куда ни пойдешь — в магазин ли, на рынок, в музей или церковь, — всюду женщины с разговорами об СВО. Кто невольно подслушивал подобные разговоры или заходил, например, в тематические группы VK, где общаются жены контрактников, мог заметить, что на 99% эти разговоры посвящены денежным выплатам. Нет там бравурных пресс-релизов министерства обороны и обсуждений карты боевых действий, как нет и привычного для зрителей федеральных каналов языка ненависти. Женщин в первую очередь волнуют финансовые вопросы: пособия, выплаты, кредитная амнистия, реже — тяготы службы и интрижки мужей с украинскими женщинами из прифронтовых зон. Вот Марина Лазарева возмущается, что половина зарплаты мужа уходит на обмундирование. А не на то был расчет: «Он пошел служить, чтобы обеспечить стабильность для нашей семьи». Еще один пост на ту же тему от Анастасии Стреговой: она, наивная, полагала, что финансовое положение их семьи улучшится, а получилось ровно наоборот. Вот крик души анонимного автора: муж подписал контракт на два года, чтобы погасить ипотеку дочери, а когда контракт закончился и ипотеку почти всю выплатили, мало того что домой не отпустили, сказали, что будет воевать до победного конца. «Почему же нет выплат за продление контракта? — задается вопросом автор. — Он получил каких-то 200 тысяч, а теперь люди идут за миллионы! Обидно до безумия». Еще два года назад общество, воспитанное на подвигах и героизме дедов, не готово было принять эту обжигающую правду о нынешней войне — что для многих контрактников и их семей главной мотивацией стали не патриотические идеалы, а стремление заработать. Когда в эфире «Вестей недели» с Дмитрием Киселевым показали сюжет о купленной на «гробовые» Lada Granta, публика была возмущена, и непонятно, кем больше — то ли циничным журналистом, снявшим подобный сюжет, то ли родителями погибшего, которые не придумали ничего лучше, как провести обкатку автомобиля прямо на кладбище. Сейчас, спустя два года, общество обжилось с мыслью, что за деньги — да. Вот губернатор Приморья Олег Кожемяко предложил воспитывать патриотизм у детей погибших на СВО с помощью подаренных квартир, и это ни у кого не вызвало удивления. Что у народа на уме, то у Кожемяко на языке. Да, в грубой форме, да, без привычного чиновничьего притворства, но он выразил помыслы той части общества, которая и сама невысоко оценивает человеческую жизнь: «Отец погиб, его уже не вернуть, зато хоть квартира досталась»