Выбрать главу

Facebook,"Год с 17 января  прошел под знаком  ...за указом указ -- Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз. На это можно ответить только песней  ""Стены, рухнут..."" 1976 год. Испания (Каталония). Польша. Шиес. Беларусь.",Facebook,https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=5249880991689066&id=100000016502662,2022-01-17 07:59:20 -0500

Facebook,"17 января прошлого года мы проснулись в другой стране. Помните же эту дату, да? Ну то есть возвращение Навального, его арест стали триггером радикальных изменений в общественно-политической жизни. Может быть, даже самых радикальных при Путине. Ведь именно ровно год назад началось все - признание экстремистами его сторонников, иноагентами журналистов, запрет на уличные акции, забитые спецпреемники и много чего еще, что можно назвать массовыми репрессиями. Случилось бы все это, если бы Навальный не вернулся? Мы этого не знаем. Бесполезно даже гадать. Он вернулся и этого не изменить. Он это решение принял сразу, как вышел из комы после отравления. Но часть соратников его отговаривали, часть поддерживали. Однако все это ничего не значит. Он понимал, что вероятность тюрьмы довольно большая, но все равно приехал в Россию. Больше бы никто так не сделал, включая его соратников. Очевидно, что при Путине Навальный не выйдет, это данность и в этом можно не сомневаться. Вот сколько Путин будет у власти, столько Навальный будет в тюрьме. Никаких иных вариантов нет.  Наверное, надо честно признать, что ту самую битву его сторонники, внесистемная оппозиция или как еще все это называют, проиграли. Что будет дальше, неизвестно. Но сейчас вся структура Навального заграницей и в режиме консервации. Всплеск с ""умным голосованием"" это только подтверждает. Просто государство все укатывает в асфальт, а без лидера общество никогда не сможет, увы, этому сопротивляться. Лидера видели во многих. Мурзилоидные политологи в Валерии Соловье и Максиме Каце, не самые умные сторонники оппозиции в Валерии Рашкине и Николае Бондаренко, но лидера нет. В итоге соратники спасаются эмиграцией, некоторые не успели и сели в тюрьму, а сторонники просто ушли в частную жизнь, часто боясь даже делать репосты.  Все это надо пережить, в истории такие моменты, увы, бывали. Ничего стыдного ни в эмиграции, ни в уходе во внутреннюю эмиграцию нет. Жизнь у нас одна, ломать незачем. Надо дожить до светлых времен.  Дальше уже мы увидим - останется ли Навальный единственным лидером оппозиции или не останется, нужно ли ему вообще будет это лидерство, тюрьма это не шутки, может появятся молодые и дерзкие, которые бросят ему вызов. Все это покажет только время.  Но в эпоху, когда Навальный был на свободе, мы ужен никогда больше не вернемся. Сейчас очень сложный поворот истории, его надо пройти, но я почти уверен, что следующий будет еще сложнее. И готовьтесь к тому, увы, что это все надолго. Я тут не могу поделиться оптимизмом. И вот Навальный тоже понимал, что это все надолго, тюрьма может быть на десятилетия, но все равно вернулся.",Facebook,https://www.facebook.com/kirill.shulika/posts/4829355547144638,2022-01-17 07:59:54 -0500

Facebook,"В ЧЕЛОВЕКЕ ГОРАЗДО БОЛЬШЕ ЖИВОТНОГО, ЧЕМ КАЖЕТСЯ НАМ 40 лет назад умер Варлам Тихонович Шаламов (1907-1982), русский советский прозаик и поэт, автор цикла рассказов и очерков «Колымские рассказы», повествующего о жизни заключённых советских исправительно-трудовых лагерей в 1930—1950-е годы. Ниже размещен фрагмент его воспоминаний ""О Колыме"". ""Несовершенство инструмента, называемого памятью, также тревожит меня. Много мелочей характернейших неизбежно забыто — писать приходится через 20 лет. Утрачено почти бесследно слишком многое — и в пейзаже, и в интерьере, и, самое главное, в последовательности ощущений. Самый тон изложения не может быть таким, каким должен быть. Человек лучше запоминает хорошее, доброе и легче забывает злое. Воспоминания злые — гнетут, и искусство жить, если таковое имеется, — по существу есть искусство забывать. Я не вел никаких записок, не мог их вести. Задача была только одна — выжить. Плохое питание вело к плохому снабжению клеток мозга — и память неизбежно слабела по чисто физическим причинам. Она, конечно, не вспомнит всего. Притом ведь воспоминание есть попытка переживания прежнего, и всякий лишний месяц, лишний год неизбежно ослабляют впечатление, ощущение и меняют его оценку. Много раз со всей убедительностью приходило мне в голову, что интеллектуальное расстояние от так называемого «простого человека» до Канта, что ли, во много раз больше такого же расстояния от «простого человека» до его рабочей лошади. Гамсун в «Соках земли» оставил нам гениальную попытку показать психологию простого крестьянина, живущего далеко от культуры, — его интересы, его поступки и мотивы их. Других подобных книг в мировой литературе я не знаю. Во всем остальном писатели с удручающей настойчивостью начиняют своих героев психологией, далекой от действительности, гораздо более усложненной. В человеке гораздо больше животного, чем кажется нам. Он много примитивнее, чем нам кажется. И даже в тех случаях, когда он образован, он использует это оружие для защиты своих примитивных чувств. В обстановке же, когда тысячелетняя цивилизация слетает, как шелуха, и звериное биологическое начало выступает в полном обнажении, остатки культуры используются для реальной и грубой борьбы за жизнь в ее непосредственной, примитивной форме. Как рассказать об этом? Как заставить понять, что мышление, чувства, действия человека просты и грубы, что его психология чрезвычайно проста, что его словарь сужен, а чувства его притуплены? Рассказывать об этой жизни нельзя от первого лица. Ибо это будет рассказ, который никого не заинтересует, — настолько беден и ограничен будет душевный мир героя. Как показать, что духовная смерть наступает раньше физической смерти? И как показать процесс распада физического наряду с распадом духовным? Как показать, что духовная сила не может быть поддержкой, не может задержать распад физический? Когда-то в камере Бутырской тюрьмы я спорил с Ароном Коганом, талантливым доцентом Воздушной академии. Мысль Когана была та, что интеллигенция как общественная группа значительно слабей, чем любой класс. Но в лице своих представителей она в гораздо большей степени способна на героизм, чем любой рабочий или любой капиталист. Это была светлая, но неверная мысль. Это было быстро доказано применением пресловутого «метода № 3» на допросах. Разговор с Коганом был в начале 1937 года, бить на следствии начали во второй половине 1937 года, когда побои следователя быстро вышибали интеллигентский героизм. Это было доказано и моими наблюдениями в течение многих лет над несчастными людьми. Духовное преимущество обратилось в свою противоположность, сила обратилась в слабость и стала источником дополнительных нравственных страданий — для тех немногих, впрочем, интеллигентов, которые не оказались способными расстаться с цивилизацией, как с неловкой, стесняющей их движения одеждой. Крестьянский быт гораздо меньше отличался от быта лагеря, чем быт интеллигента, и физические страдания переносились поэтому легче и не были добавочным нравственным угнетением. Интеллигент не мог обдумать лагерь заранее, не мог его осмыслить теоретически. Весь личный опыт интеллигента — это сугубый эмпиризм в каждом отдельном случае. Как рассказать об этих судьбах? Их тысячи, десятки тысяч... Как вывести закон распада? Закон сопротивления распаду? Как рассказать о том, что только религиозники были сравнительно стойкой группой? Что партийцы и люди интеллигентных профессий разлагались раньше других? В чем был закон? В физической ли крепости? В присутствии ли какой-либо идеи? Кто гибнет раньше? Виноватые или невиноватые? Почему в глазах простого народа интеллигенты лагерей не были мучениками идеи? О том, что человек человеку — волк и когда это бывает. У какой последней черты теряется человеческое? Как о всем этом рассказать?""",Facebook,