Бойкотировать спецоперацию путинского режима!... - Andrei Illarionov | Facebook
March 15, 2024 06:09
Досада и стыд - ЭХО
И сердилась, что Навальный не призвал сторонников голосовать за Ксению — ведь якобы именно поэтому за единственного кандидата, похожего на человека, а не кусок говна, проголосовало чуть меньше 1,5 миллионов россиян! И всё?? А вот сейчас мне совсем не думается, что это был махыч между двумя оппозиционными тактиками в псевдо демократическом номенклатурном режиме. Ведь из номенклатуры нельзя выйти, она наследуется и сохраняется, вплоть до места на кладбище, — поэтому, сегодня кажется мне, между Собчак и Навальным была не ссора, а борьба. И сегодня я подозреваю, что не было там желания объединяться, а, скорее, напротив, было много намеренных провокацией. И я точно знаю, что не находилась на месте добра и помогала не тому, во что я верю. Расплатой за это сегодня я вижу собственную трусость. Мне страшно писать, мне страшно говорить, мне страшно встречаться, мне страшно делиться своими мыслями и даже смотреть видео, где люди идут на могилу Алексея, мне страшно. В какой-то момент, когда я стала побольше ходить и читать, под постом подруги я прямо написала: “пожалуйста, закрой это видео, там же опознаваемые люди с ребенком!”. А прочитать ее ответ я смогла только на следующий день, потому что мучилась от своей трусости и что теперь я сама как роскомпозор или служба социальной опеки эрэф. Давеча воспоминания на фб просматривала, а там фотка моя с какого-то митинга, и в руках плакат: “Я не боюсь”. Так мне одного только взгляда хватило, чтоб словить дичайшую тахикардию, помутнение в глазах и тремор всех конечностей. Я иногда вообще не понимаю, как это я так по улицам свободно ходила, орала там что-то, чувствовала себя смелой. От трусости стыдно. Особенно, когда я вижу мам Алексея и Юли Навальных. От собственного одиночества тоже стыдно. От того, что я очень хочу написать этот текст, и сказать: “Пацаны, я за выборы. Айда 17-го в 12 дня на участки! Ну хоть посмотрим в глаза своим, друг другу”. А потом думаю, куда я примазываюсь? К каким своим? Кто будет меня читать или слушать, если мне самой противно от себя? Как можно верить, если я так часто увлекалась и несло меня не туда? И что я сама и “эффективность”, как будто бы понятия из разных сущностей. Еще отдельно хочется отметить стыд за предательство собственных идей — в глубокой тоске я молчу, хотя убеждена, что надо говорить, надо встречаться, надо делать, надо не опускать руки, надо, надо… А откуда я знаю, что надо? С чего я решила, что это работает? Пока и до сих пор я — долбанный minority opinion. Ни разу ни один кандидат, за которого я отдала свой голос, не выиграл. И с одной стороны, меня это наполняет чувством собственной значимости и гордости за себя и свою малочисленную группу, а с другой, когда я вспоминаю, что демократия и демократическое устройство, каким я себе его понимала, больше не работают, — становится как-то страшновато просто за собственную жизнь. И от этого тоже противно: а куда сгинули все разговоры о бессмертии человеческой души? Те, кому в стократ хуже, лучше, чище и деятельнее меня. Те, кто остался в России, кому по-настоящему угрожает опасность, и те, кто сидит в тюрьмах, пишут и говорят, зовут и размышляют вслух. Они чувствуют себя искренними гражданами. А я, признаться, чувство это очень уважаю и так называю: “чувство себя гражданином”. Это когда тебе не все равно на свою страну, на своих соседей, тебе хочется жить в мире с ними и знать, что вы — коммьюнити. Когда деятельно, весело, есть споры, чувства, есть чувство принадлежности и сопричастности к той жизни, которая идет вокруг тебя. Когда знаешь про закон и устройство государства, когда требуешь от государства отчитываться за налоги и решения, когда ведешь с государством разговор и участвуешь в принятии новых законов или пересмотре старых. Когда знаешь свои права и умеешь их отстаивать: “А что такого?!” Мой внутренний гражданин сейчас съёжился, уменьшился. Я утеряла права с войной, с переездом, я утеряла право на вопрос “А что такого?!”, я утеряла наглость горожанина, я запуталась в новых законах двух государств и никакой уверенности больше не имею, чтоб встать где-то и заявить (неважно что). Порой я чувствую себя человеком, которому Прометей подарил огонь, забыв уточнить, что он украден из кузницы Гефеста прямиком, блин, с Олимпа. Ну а спустя два дня боги обрушили на меня и мою семью весь свой гнев нипочему и нипохрену. И как будто бы всё, что сейчас надо — это постараться тихо пережить, пока там, наверху, боги успокоятся. Выяснять с ними отношения, или тем паче взывать к справедливости, — кажется опасным. Пользуясь этим образом, я все же внутренне отмечаю, что уголёк тем не менее пока при мне, — вон светит в дальнем углу пещеры. В 12 часов дня в воскресенье я пойду на свой избирательный участок. Я даже не забыла открепиться на госулухах. Молча, как обычно теперь, пойду. Без плакатов и лозунгов — я же не хочу, чтоб у меня сердце из горла выпрыгнуло. Я пойду себе со своим затертым красным паспортом и посмотрю, и проголосую за любого, кроме. Вдруг там будут? Свои?