Владимир Кара-Мурза* из тюрьмы: «Главное — не молчать и не бояться»,"NT: Вы оказались — в той или иной степени — в исследуемой Вами реальности политического террора. Вы сознательно пошли на этот шаг — на то, чтобы оказаться внутри путинской репрессивной машины? Почему я спрашиваю — потому что, как Вы знаете, Илья Яшин* в интервью Юрию Дудю*, да и в разговоре с автором в буквальном смысле слова накануне своего ареста говорил, что шанс, что его арестуют, очень высок, но уезжать из страны он не только не стал — после интервью с Дудем вернулся из Стамбула в Москву. Еще раньше Алексей Навальный в феврале 2021 года вернулся в Москву после отравления и чудесного исцеления, зная, что Путин его посадит. Вы считаете, такая жертвенность оправдана? И в развитие предыдущего вопроса: Вы приехали в Москву, когда уже был принят закон, вводящий уголовную ответственность — трехлетний тюремный срок — за призыв к введению санкций против российских госчиновников. Этот закон мы между собой так и называли «имени Володи Кара-Мурзы», поскольку Вы много лет занимались Актом Магнитского. Вы осознанно рисковали или думали, что пронесет? Адвокат Вадим Прохоров и Владимир Кара-Мурза Владимир Кара-Мурза: Прежде всего по поводу «сознательного» попадания в тюрьму. Этот вопрос часто задают и мне, и — знаю — Алексею (Навальному**), Илье (Яшину*), другим политзаключенным. Сама постановка вопроса, как мне кажется, неверная — и даже опасная. Она как бы перекладывает ответственность с тех, кто сажает невиновных за политические взгляды, на самих этих людей: мол, это они сами, «сознательно» идут в тюрьму. Сознательно идут в тюрьму те, кто совершает преступления. Все что делали Алексей, Илья, я и другие — это открыто высказывали свою позицию. Эти разговоры не новые — еще в советское время в отношении диссидентов возник термин «самосажание». Анатолий Якобсон, который тоже считал этот термин вредным, ответил на него в своем знаменитом письме по поводу демонстрации августа 1968 года, напомнив, что вопрос этот — не практический, а нравственный. «Исходите из того, что правда нужна ради правды, а не для чего-либо еще; что достоинство человека не позволяет ему мириться со злом, если даже он бессилен это зло предотвратить». Я глубоко и твердо убежден, что политик может оставаться политиком только находясь в своей стране. Журналисты, писатели, правозащитники, деятели культуры — могут (и должны) говорить откуда угодно. Политик — не может. Это та редкая по нынешним временам область, где «удаленки» не бывает. И здесь (как и в том, о чем писал Якобсон) вопрос прежде всего не в практической плоскости, а в этике и ответственности. Публичный политик должен разделять риски со своими согражданами. Невозможно призывать людей к борьбе с авторитарным режимом, самому находясь в безопасном далеке. По крайней мере я бы не считал, что имею на это моральное право. Поэтому для меня вопрос отъезда насовсем не стоял никогда — я вернулся в Москву после реабилитации после обоих отравлений в 2015 и 2017 годах (хотя уже тогда, до всяких расследований Bellingcat*** было очевидно, что они организованы государством и что это месть за «Закон Магнитского»), и никуда не уехал после начала войны в Украине. В марте 2022 года съездил на 16-летие к старшей дочери (моя семья находится за рубежом — причину, наверное, объяснять не нужно), повидался с друзьями и соратниками в разных странах, выступил на слушаниях в Конгрессе США о цензуре в российских СМИ (это теперь один из эпизодов моего обвинения в «государственной измене») и на слушаниях в ПАСЕ о политзаключенных в России — и оттуда, из Парижа, вернулся в Москву. После 24 февраля 2022 года это стало уже совсем делом принципа.",Владимир Кара-Мурза* из тюрьмы: «Главное — не молчать и не бояться»,https://newtimes.ru/articles/detail/241698?lang=ru&fbclid=IwAR3TU7yK23V5-V8UJDLK3zfAdSI2xp7u4Phmh5Ws912F0yfGGuMv0rcVeMo,2023-05-20 02:23:47 -0400