од пастырской рукой РПЦ. Это очередной абсурд. Церковь не только объединяла – и при чем тут вообще «родство» между украинцами и русскими? Религия и для Владимира Святославича была предметом духовного выбора, а для его потомков христианизация не была обязательным условием властвования. В ряде регионов Украины и на большей части России наших дней христианство не было основной конфессией еще в XVIII-XIX вв. Гораздо больше духовные искания в русском христианстве и позднее в православии разъединяли. «Две России» уже в начале XIV в. получили отдельных митрополитов (для Малой и Великой России), позднее Флорентийская уния, заключенная Византией, вызвала несогласие как в Москве, так и в Южной Руси. Однако московскую автокефальную церковь также отказывались считать пастырской для верующих по православному обряду в Великом княжестве Литовском. Уже в этом тезисе В.В. Путин бросает обвинения в адрес Запада. Будто бы: «В XIV веке правящая элита Литвы приняла католичество». После образования единой Речи Посполитой в XVI веке будто бы: «Польская католическая знать получила значительные земельные владения и привилегии на территории Руси». Заканчивается этот процесс Брестской унией конца XVI в. между «частью западнорусского православного духовенства» с католической церковью. Этот процесс рисуется в сознании Путина примерно так, как его видели российские имперские идеологи XIX в., когда на повестке был вопрос о подавлении национально-освободительных движений в западных землях Российской империи. И этот взгляд далек от представлений исторической науки наших дней. «Элита Литвы» в XIV в. не принимала католичества, а по большей части как раз сохраняла верность православию. Основой религиозной культуры Великого княжества Литовского было многообразие, конфессиональная толерантность, несмотря на то что с начала XV в. принятие католичества позволяло местным привилегированным землевладельцам сравняться в правах с польской шляхтой. Сохранялась веротерпимость и в XVI в. Более того, именно Речь Посполитая первой в Европе в 1573 г. декларировала на высшем уровне религиозную толерантность между различными ответвлениями христианства, хотя результаты этой политики историки оценивают по-разному. Сохранялись и свободы для мусульман и иудеев. В России того времени отношение к исламу все еще было на грани религиозной войны, а иудаизм был запрещен вплоть до принудительного обращения иудеев в православие или их изгнания за пределы государства. Ограничения против православных в Речи Посполитой были вызваны в XVII в. рядом причин, среди которых – противостояние Контрреформации с Реформацией и борьба за утверждение униатства, которое видело себя главным наследником восточного православия. Таким образом, православие не «вытеснялось», а приобрело здесь новые формы. Для сравнения, важно не забывать, что в российском православии новый виток антизападного обострения начался благодаря литуано- и полонофобии эпохи Смуты, что не помешало российским старообрядцам искать на землях Речи Посполитой спасения от преследований победивших в России никониан, а интеллектуалам из России учиться в Киево-Могилянской академии, созданной по образцу иезуитской коллегии и нетипичной для России православной братской школы. Заметим, что и череда вмешательств светской власти во внутренние дела церкви в России XVI–XVII вв., и организованный Петром I перенос высшего церковного управления в ведение государства отнюдь не были проявлениями здоровых отношений между церковью и государством, и полагать, что православие Речи Посполитой страдало от католиков, а из России получало только поддержку и сигналы гостеприимства, - абсурд и ложь. Этими же двумя словами можно ценить и слова В.В. Путина о восстании Богдана Хмельницкого и «освободительном движении православного населения Поднепровья». Православная риторика повстанцев подпитывалась не тягой в состав России, а местными обстоятельствами, а позднее еще и антипольскими настроениями киевских интеллектуалов. Требования казаков к властям Речи Посполитой невозможно сводить, как это делает Путин, к соблюдению прав православных и к автономии. То и другое не вызвало бы тех событий, которые привели к возникновению и падению гетманской государственности. Так, В.В. Путин пишет: «В прошении Войска запорожского королю Речи Посполитой в 1649 году говорилось о соблюдении прав русского православного населения, о том, чтобы “воевода Киевский был народа русского и закона греческого, чтобы не наступал на церкви божии...”. Но запорожцев не услышали». Это неверно. Как раз именно в этих двух пунктах запорожцев услышали. Гетман Иван Выговский сохранял должность киевского воеводы и место в Сенате, даже когда уже отошел от дел в Войске Запорожском. Православная иерархия в Речи Посполитой была признана Владиславом IV Вазой, а вот власть Москвы митрополит Сильвестр Коссов в 1654 г. не признал. Не только эта деталь, но и другие хорошо известные детали общей картины не вписываются в воображение Путина, когда он пишет: «1 октября 1653 года этот высший представительный орган Русского государства [Земский собор – К.Е.] решил поддержать единоверцев и принять их под покровительство. В январе 1654 года Переяславской Радой это решение было подтверждено. Затем послы Б. Хмельницкого и Москвы объехали десятки городов, включая Киев, жители которых принесли присягу русскому царю. Ничего подобного, кстати, не было при заключении Люблинской унии». Переяславская рада подтвердила соглашение с Москвой, но сохраняла благодаря этому независимость, собственное управление и политическую иерархию. Кроме того, само соглашение было незаконным с точки зрения права Речи Посполитой и предполагало вступление России в войну с королем, которая очень быстро показала, каковы подлинные намерения российских властей в отношении казаков. Уже осенью 1659 г. под давлением России на пост гетмана был избран сын Богдана Юрий Хмельницкий на условиях, резко сокращающих автономию Войска Запорожского. Власть гетмана должна была отныне утверждаться в Москве, казакам запрещалось проводить независимую внешнюю политику, вводилась московская воеводская система в местном управлении. Прошло всего пять лет от «воссоединения» и еще не закончилась война с Речью Посполитой, а украинская государственность уже испытала удар из Москвы, который привел к расколу в рядах казачества, многолетней войне и последовавшей за ней Руине. Попытка В.В. Путина прославить «присягу» царю по условиям Переяславских соглашений на этом фоне выглядит ничтожно. Присяга устанавливала подданство, а не усиливала независимость, и приносили ее казаки как «политический народ», претендующий на права и свободы, которых Москва им не гарантировала. Таким политическим народом в Речи Посполитой после подписания Люблинской унии была шляхта, которая при заключении унии как раз приносила взаимную присягу на верность Короне Польской на территориях, отошедших от Великого княжества Литовского. Это в России «ничего подобного» в 1569 г. еще не было. Конечно, В.В. Путину хотелось бы, чтобы «русское» самосознание казаков означало, что они мыслят себя русскими православными людьми и стремятся в Россию. Однако многие столетия просуществовала «русская» общность Короны и Литвы, при этом русская идентичность и приверженность православию вовсе не означала, что эти православные русские стремились стать подданными московской власти. Наоборот, многие русские приняли участие в войнах против Москвы, а Московское государство многократно могло стать частью государства Ягеллонов и их наследников. Казаки сохраняли память о независимости Русской земли и даже считали свои земли их центром, главной Русской землей, по отношению к которой Москва – всего лишь русская провинция. Громогласное заявление Путина о том, что население новоприсоединенных к России земель в 1667 г. воссоединилось «с основной частью русского православного народа», - это желаемое за действительное. Население Центральной Украины не считало себя «малой» или «вторичной» частью своей «основной части». Кроме того, по словам Путина получается, что после этого: «За самой этой областью утвердилось название “Малая Русь” (Малороссия)». Это неверно. Малороссия – это понятие, известное с начала XIV в. и распространенное среди казаков еще до того, как московская риторика его приняла и освоила в применении к триединству «Великой, Малой и Белой Руси». По мере приближения к нашему времени статья наполняется исключительно эмоциональными и бессмысленными высказываниями, которые не имеют никакого исторического измерения вообще. Скажем, такое: «На Правобережье, оставшемся в Речи Посполитой, реставрировались старые порядки, усилился социальный и религиозный гнёт. Левобережье, земли, взятые под защиту единого государства, напротив, стали активно развиваться. Сюда массово переселялись жители с другого берега Днепра. Они искали поддержки у людей одного языка и, конечно, одной веры». Какие старые порядки реставрировались? Какой социальный и религиозный гнет? Гнет каких социальных и религиозных групп по отношению к каким? По каким источникам известно, что массовым был именно поток с Правобережья на Левобережье Днепра? Когда именно? И что из этого следует? В XVIII в. неоднократно насильственно выводились «бывшие российские по