"Война в Украине, ненависть, неравнодушие: Виктория Ивлева","АКТУАЛЬНОЕ 17 ОКТЯБРЯ 2023 «Мое тело как будто обуглилось, и я корчусь от боли»: журналист и фотограф Виктория Ивлева — о войне, ненависти и неравнодушии ЧИТАЙТЕ НАС В ТЕЛЕГРАМЕ Российская журналистка и фотограф Виктория Ивлева последние полтора года живет и работает в Украине, где фиксирует последствия войны и исковерканную жизнь людей. Для журналистки это далеко не первая горячая точка: Ивлева освещала военные конфликты в бывших советских республиках, помогала гуманитарным миссиям в Африке, была единственным российским журналистом во время геноцида в Руанде, единственной в мире — еще в 1991 году — сфотографировала изнутри 4 блок Чернобыльской АЭС. Однако войну в Украине она называет самой тяжелой и болезненной для себя. Фарида Курбангалеева специально для «Черты» поговорила с Викторией о том, что она увидела за 19 месяцев войны, о чувствах ненависти и неравнодушии, о «глубинном народе» и идеальном правителе. Вы находитесь в Украине все время, пока идет полномасштабное российское вторжение. Как изменились вы за это время, и как изменилась Украина? Не все время, все-таки я приехала сюда 7 марта [2022 года] — а первые две недели вторжения были одними из самых тяжелых. Когда я приехала, в Киеве уже начался просвет. Хотя еще никто не знал ни про Бучу, ни про Гостомель, ни про Ирпень — они были в оккупации. Я не вижу, чтобы Украина сильно изменилась. Для меня Украина — это гражданское общество, потому что ни с каким другим обществом, например, с госорганами, я не общаюсь. А гражданское общество здесь как было сильным, так и остается. И я думаю, что на него очень сильно оглядываются в украинской власти. Это разительно отличается от того, в чем я прожила практически всю свою жизнь. Что касается меня самой, то я стала ненавидеть Россию. Просто ненавидеть. 23 февраля прошлого года я написала пост в Фейсбуке, который начинался словами: «Сейчас, когда мы стоим на пороге большой войны…», а заканчивался тем, что нужно обязательно любить Россию. Потому что иначе останется замученное пространство с пошлостью, подлостью, тупым народом. Вот эта любовь у меня ушла. И даже кажется странным, что я тогда это написала. Многие россияне вас не поймут. Не поймут, потому что я живу внутри войны, а многие люди, даже самые распрекрасные из моих друзей, живут вне войны. И мы по-разному ощущаем эту войну. Я ощущаю, что я полностью в крови, мое тело как будто обуглилось, и я корчусь от боли. Но с вами это не может произойти, потому что вы не находитесь внутри Украины и не испытываете это на себе. Война во мне в этом смысле очень многое разделила. Война все делит на черное и белое. Я не стала русофобом, быть каким-то «фобом» вообще не очень полезно. Но я ненавижу Россию за все, что она сделала и с чужим народом, и со своим. Моя страна сейчас — Коза ностра планетарного масштаба. И рассказывать, что «это — страна, а это — государство», «это — вина, а это — ответственность» — чушь собачья, демагогия. У вашей ненависти была конкретная точка отсчета? Я думаю, что Буча сыграла очень большую роль. Потому что я была в Буче на эксгумации: видела все своими глазами, нюхала своим носом и заливала это все своими слезами. И в тот момент для меня умерло главное, что составляло мою любовь к России — это русская культура. Она не помогла и не спасла. Наоборот, теперь я вижу, что все это — очень тонкий слой прекрасного масла, который лежит на куче дерьма, и дерьмо это масло использует, когда ему нужно и как ему нужно. Мне достаточно истории одной женщины, которая потеряла ребенка и осталась без ног. Я говорю про конкретную женщину, я ее знаю — ее зовут Кристина, она из Мариуполя. 16 марта [2022 года] она пыталась оттуда выехать. В машину попала мина: ее шестилетняя дочка погибла на месте, ей самой оторвало ноги, а ее мужу — руку. Истекающих кровью Кристину с мужем отвезли в местную больницу, где не было никаких лекарств. А мертвая девочка десять дней сидела в машине, пока родственники смогли ее похоронить, и проходившие мимо люди видели, как чернеет ее лицо, а ветер по-прежнему играет ее волосиками. Мне этого хватает. Эксгумация в Буче, Киевская область, апрель 2022 года. Фото: Виктория Ивлева для «Черты». Мне хватает чудесной украинской земли — этого щедрого, масляного чернозема, который стоит пустой, потому что идет война, и на нем некому работать. Это я к тому, что одного Освенцима хватает для осуждения нацизма и действий Германии в то время. Необязательно к нему прибавлять Маутхаузен, Равенсбрюк, Берген-Бельзен, чтобы возненавидеть нацизм до конца своих дней. Сейчас я вижу, что поток журналистов в Украину уменьшился. Я не знаю, ушла ли Украина с первых полос западных газет, но интерес к ней уже не такой, каким был в начале вторжения. Возможно потому, что сейчас война стала поспокойнее. Но вот я говорю «поспокойнее» и тут же вспоминаю Днепр, Черкассы, Краматорск. Несколько дней может быть «поспокойней», а потом опять происходит что-нибудь — и куча убитых и раненых. А ведь это была абсолютно мирная земля. Украина за 30 лет своей независимости никогда ни с кем не воевала. Это страна, которая хотела жить мирно. Нет ничего страшнее, разрушительнее, отвратительнее и безобразнее войны. Есть ли снимок, который вы считаете самым важным? Я почти не бываю на фронте, на передовой. У меня практически нет военных снимков. Я снимаю то, что происходит с «обычными» людьми, например, после очередного налета. И у меня есть очень хорошие снимки «мирной» Украины, ведь люди не могут все время сидеть в бомбоубежищах. В какой-то момент ты выходишь, идешь в свой сад-огород, сажаешь цветы, сидишь с друзьями — это часть жизни при войне. И это тоже сопротивление войне, потому что враги, конечно, хотят, чтобы мы все пали духом. Поэтому для меня самые важные фотографии совершенно не самые лучшие или популярные. Сейчас для меня самые важные фотографии — это снимки семьи Огулик из Херсонской области. Люди собрали им больше 100 тысяч гривен, для них это огромные деньги. И это еще не все, потому что куча народу собирается прислать им посылки, в том числе из-за границы. Вот это получается самое важное. ЕЩЁ ПО ТЕМЕ Как и зачем расследовать военные преступления? Вообще, мне сложно оценивать свои картинки. Иногда тебе кажется, что ты сделал что-то гениальное, а иногда — что ты просто идиот и бездарность. Фотография не должна всегда оцениваться по важности события, с моей точки зрения, журналистская фотография — это тоже искусство. Так же, как искусство — хорошо писать журналистские тексты. Многие журналисты забывают, что нужно не только факты набрать, но и хорошо их описать. Вы, кстати, редкий фотокорреспондент, который свои снимки сопровождает текстом, как вы к этому пришли? Скажу честно: я офигительно ленивый человек, и все время прокрастинирую. Это только кажется, что я изображаю бурную деятельность. Я всех обманываю. На самом деле, я работаю мало, редко, долго пишу свои тексты. Обсасываю их со всех сторон: могу одну фразу обдумывать 15 минут: «который пошел» или «пошел который»? И соединяются ли эти слова? Часто вслух по 10 раз прочитаю, как это звучит. Я никуда не тороплюсь — надо мной нет вредного редактора, я свободный человек. Мне хотелось бы верить, что мои тексты вместе с фотографиями остаются в памяти. Но мне самой кажется, что мои тексты лучше картинок. И меня это не очень радует, потому что я все-таки начинала как фотограф, и мне казалось, что это самое главное. А как вы начали писать?