тво тех, кто осел в Европе не по политическим соображениям. И в большинстве стран, где российских граждан много, значительная их часть либо настроена вполне прокремлевски, либо существует в модусе «Не все так однозначно» и в целом солидарна скорее с местными евроскептиками и популистами. Поэтому в любом случае российские политические группы за рубежом могут выступать не от лица всей диаспоры, но лишь от лица ее проевропейского и продемократического комьюнити. Вряд ли их главным полем деятельности может стать защита «прав простых россиян» (визы, паспорта, счета, положение студенчества и т.д.). Вероятно, проблематикой «ограничения прав» должны заниматься европейские политики и гражданские организации, а российская политическая оппозиция может выступать тут «вторым участником». Во всяком случае, такой род деятельности, как уже было сказано выше, еще не дает ей статуса оппозиции. Третья тема касается влияния «российского общественного движения за рубежом» на внутрироссийские аудитории. Понятно, что каждая из групп стремится поддерживать контакты со своими сторонниками в РФ. Однако теперь это невозможно делать публично. Если три года назад «токсичными» для тех, кто находится в России, были контакты только с несколько политическими офисами за пределами страны (Ходорковский, Каспаров и др.). то теперь это касается и арт-активностей, и образовательных проектов, и правозащитных, и даже в какой-то степени академических коммуникаций. Любое публичное участие в них грозит оставшимся в стране теми или иными репрессиями. Трансформации политического Что будет дальше с этим большим общественным движением? Какую роль оно может сыграть, учитывая специфику углубляющегося разрыва коммуникаций между теми, кто в стране, и теми, кто вне ее? Собственно политическая часть этого общественного движения не очень велика, но именно к ней обращен повторяющийся упрек: где стратегия? Каков «образ политического будущего»? Однако этот упрек идет мимо цели. Те, кто занимается современной российской политической историей, хорошо знают, что у Навального имеется детально разработанная программа, Ходорковский написал книгу («Убить дракона»), которая целиком посвящена этой стратегии и вопросам перехода к воображаемому будущему, от многолетних заседаний ОГФ Кудрина остались подробно обсужденные планы возможных реформ, Елена Лукьянова занималась проектом обновления Конституции, прекрасный гайд по переходному правосудию написал Николай Бобринский, над пакетом переходных мер работал Сергей Гуриев и т.д. Очевидно, что все это когда-то может быть востребовано. Но только в тот исторический момент, когда группа реформистов «наверху» решит опереться на общественное движение «внизу». И если и когда возникнет такая ситуация, порождающая «второй шанс на демократизацию», то что-то из уже сформулированного сегодня, безусловно, пригодится. В то же время реформистская стратегия будет вырабатываться тогда уже не для воображаемой ситуации, а как реальный политический курс той «постпутинской коалиции», которая возникнет в результате компромисса между какими-то «ресурсными группами», которые волей неизвестных пока факторов окажутся в момент перехода в сильной позиции. Пока же основной повесткой остается война. Это событие кризисное, катастрофическое. Люди прислушиваются к тем интерпретациям происходящего, которые выдвигают публичные деятели, сохранившие общественное доверие. Люди хотят услышать не рассуждения о «политической стратегии» для воображаемого будущего, а острую рефлексию, иногда даже и образную, метафорическую, но такую, которая создает для слушателя глубину понимания происходящего, дает надежду и позволяет соотнести собственный моральный выбор с теми голосами, которые формулируют не политический, а скорее экзистенциальный ответ — и на войну, и на политическую катастрофу 30-летнего транзита, и на собственную биографию. В этом смысле российское общественное движение в эмиграции по всему своему периметру располагает разными и сильными голосами — и они постоянно звучат благодаря ушедшим из страны популярным медиа. На одном краю такие уже признанные в Европе и мире писатели, как Мария Степанова, Михаил Шишкин, Дмитрий Глуховский, на другом — предлагающие очень ясное видение брутализма войны и диктатуры активистки Феминистского антивоенного сопротивления, на третьем — редакции The Insider, «Важных историй», ФБК, продолжающие успешную расследовательскую журналистику, результаты которой востребованы глобальными медиа и международными институтами, на четвертом — Борис Гребенщиков и Оксимирон, на пятом — выдающиеся фигуры российского театра, такие как Вырыпаев, Черняков или Крымов. Очевидно, что сегодня слишком высоких требований к политическим организациям предъявить нельзя. В России уже невозможны открытая политическая деятельность и свободное выражение альтернативы. А за пределами страны политические организации могут и должны быть, и у них есть полезные функции, но они, как и политические организации прошлых волн эмиграции, не могут участвовать в политической мобилизации внутри страны. Они могут быть хранителями идей, могут быть центрами экспертизы или гражданского просвещения, но особая «политическая» артикуляция стратегий начнется только в момент, когда откроется историческая возможность «второго шанса». Дестабилизация и хаос как следствие войны и провала правительственной политики приходят сами и всегда внезапно. А преодолеть последствия этой дестабилизации можно только усилиями тех, чья рефлексия вызывает доверие. Те, кто сохранит доверие к себе и свой символический капитал, смогут сыграть роль в обновлении России и будут востребованы новой исторической ситуацией.",Оппозиция второго шанса: Сможет ли выдавленное из страны оппозиционное комьюнити повлиять на происходящее в России?,https://re-russia.net/discussion/0103/?fbclid=IwAR1IRfsjhyT8g2lnqMpvFAFom8mW-YVtf5RodyhxGqEayL1ufacD_Een-QE,2023-10-20 04:11:34 -0400