Там, слышишь, миллион украли, там
сто тысяч... Проснешься в одно прекрасное утро, выглянешь в окно, ан ничего нет, всё украдено. Взглянешь, а по улице бегут кассиры, кассиры, кассиры... (А.Чехов 'Психопаты')
Lphp
Алексей Романов:Большой репортаж из протестного Хабаровска- Самый мощный протест со времен Болотной. В Москве это был бы миллион человек. На улицы восставшего Хабаровска - в поддержку арестованного губернатора Фургала - вышли десятки тысяч . Люди перекрыли центр города. Все, что они думают о Путине, они высказали ему с крыльца местного Белого дома. Для Путина места в этом городе больше нет. Я там был. Я видел все это своими глазами. Смотрите и вы. Свободу Фургалу! Москва, уходи! Путин-вор!
'Я был бы рад найти
'Я был бы рад найти применение своему интеллекту, - пишет мне из колонии Константин Котов, - но пока такой возможности нет - основные силы уходят на то, чтобы вытерпеть телевизор...' Пытка российским телевидением - это, конечно, не пакет на голову, но что-то в этом роде. Кислорода не хватает. Впрочем, в местной библиотеке есть Оруэлл, так что контакт с реальностью сохраняется.
Profilephp
На полях, наблюдая публичный конфликт Навальный-Голунов Есть одна важная, как мне кажется, вещь, которую упускает большинство комментаторов. Базовый нарратив Навального, основа его политического феномена, определяющая и успех расследований ФБК и позволяющая ему стабильно наращивать актив - это тема достоинства. В таких режимах, как наш, достоинство становится ключевым дефицитом и ключевой болью. Начальство может уложить километры и километры дорог и мостов, построить множество школ, больниц и сельских клубов, бесконечно заниматься улучшением и похорошением всего. Но вот сделать что-то с внутренним ощущением человека, что он никто, с ним не считаются, на него и его мнение наплевали - оно не в состоянии. Выборы и украденные голоса - в первую очередь об этом, а не про то, что выбрали «не тех». Что мой голос ничего не решает, я ни на что не могу повлиять. И это ощущение всегда будет нарастать, и украинские события 2014 года вовсе не случайно получили название «революция достоинства» - это был очень и очень продуманный и удачный нейминг. Навальный собирает свою жатву в первую очередь благодаря актуализации этой базовой эмоции - ощущения ущемлённого достоинства, самоуважения. «Нас не представляют», «нас не уважают», «с нами не считаются» - именно это становится главной претензией условной «Болотной» к столь же условной «власти». А он как никто другой умеет вести разговор об этом с властью с позиций силы. «Эй, вы там! Мы вообще-то вас наняли, платим вам зарплаты из наших налогов. Что вы себе позволяете? Кто вы вообще такие?» И, слыша этот зов, под его знамёна идут, игнорируя любые стилистические и идеологические шероховатости. Потому что он транслирует ощущение возможности почувствовать себя главным, значимым, более важным, чем все эти надутые индюки на дорогих чёрных машинах с мигалками. Сказать им «Мы здесь власть». И вот из огромного, многоэкранного лонгрида, обращённого к Ивану Голунову, мы вдруг видим, что в этой же самой стилистике - «Мы вас наняли, мы вам платим, кто вы такие?» - Навальный общается уже не с властью, а со своими же вчерашними корешами по Жан-Жаку, тусовкой либеральной журналистики. И сам этот тон, стиль, безотносительно к содержанию сказанного, вдруг делает его - это очень точно подметил Голунов - неотличимым от «вице-губернатора по политике какой-нибудь Курганской области». Журналист вообще существо особенно ранимое по части дискурса «кто ты такой, давай до свиданья». Он по работе много и часто общается с людьми, существенно более «ресурсными», влиятельными и известными, чем он сам. Вот он берет интервью у какого-нибудь депутата или министра, а интервью - это такая коммуникация, которая нормально получается только если возникает пространство доверительного общения, как у равного с равным. Но наша быдлоэлита за редким исключением так вообще не умеет. Депутат или министр видит перед собой - его глазами - чмошника, который за смешную по его меркам зарплату что-то там куда-то пишет, и начинает эдак снисходительно, цедя слова, объяснять ему как жизнь устроена. Попутно тут же замыкаясь и закрываясь, как только ему кажется, что вопрос с подковыркой. И журналист это не может не чувствовать, и начинает так же точно их всех презирать в обратку. Именно с этим связано то, что журналистская среда сама по себе - даже в так называемых «прокремлевских» редакциях (особенно в них, потому что там унижаться приходится еще и в общении с «кураторами» и исполнении «темников») - настроена сама по себе очень и очень «антирежимно».