"Андрей Никулин - Кстати, отметив уровень и накал угроз и... | Facebook","Кстати, отметив уровень и накал угроз и оскорблений, которые обрушились со стороны части имперских каналов и военкоров на ряд пропагандистов, которых обвинили в травле и доведении до самоубийства Андрея ""Мурза"" Морозова - можно констатировать, что сами пропагандисты воспитали и выкормили себе достойную смену. Которая сожрет их и не поперхнется, не отягощенная ни либерализмом, ни гуманизмом, ни правами человека. Все, как их учили и воспитывали. Вот только учителя почему-то не учли, что сами в глазах учеников окажутся недостойными и нечистыми. А с нечистыми один, короткий разговор, которым ученики тоже уже овладели. Разговор отнюдь не либеральный...","Андрей Никулин - Кстати, отметив уровень и накал угроз и... | Facebook",https://www.facebook.com/andrej.aleksandrovic.14/posts/pfbid037PCmVoFoJQM4uVYUtFqyHYHVMgBmkaS4FpqU337RnN11VpocYHGAkoDczQPBk9BDl,2024-02-23 02:46:28 -0500
Сергей Шелин - К десятилетию начала эпохи российско-украинских... | Facebook,"К десятилетию начала эпохи российско-украинских войн и к двухлетию нынешней войны. И вот что мне не очень понятно. Ведь тогда, в 14-м, все внутри России уже было готово для превращения крымско-донбасской операции в тотальную войну. Все, вплоть до полного комплекта путинских исторических анекдотов. Уход РФ в имперскую утопию уже тогда стал необратимым. Но в тот раз Путин тотальную войну не начал. Через год как бы затормозил. И мы получили еще семь лет на частично мирную и в чем-то даже нормальную жизнь. Не совсем уверенная попытка ответить, почему - в колонке для The Moscow Times. ""...Война началась в последний день Сочинской олимпиады (23 февраля 2014 года). Основная часть крымской операции заняла всего несколько дней и была почти бескровной. Россия ликовала. УПРАЗДНЕНИЕ НЕВОСТОРЖЕННЫХ ЧУВСТВ Двумя — тремя месяцами раньше режим Владимира Путина был в наихудшей политической форме со времени своего возникновения. Еженедельный мониторинг Фонда «Общественное мнение» в начале декабря 2013-го показывал, что доли доверяющих и не доверяющих Путину составляли соответственно 54% и 37%. Для первого лица в свободной стране такое соотношение смотрелось бы вполне прилично. Но у правителя, претендующего на вечную власть, были все поводы для боязни. Тем более, что при сравнении более категорично настроенных групп, «безусловно доверяющих» и «безусловно не доверяющих», перевес оказывался у второй из них: ее доля достигала 15% против 13% «безусловно доверяющих». Кризис доверия к режиму, начавшийся в 2011-м, никак не заканчивался. Зимняя Олимпиада, которая, естественно, сопровождалась гигантской пропагандистской кампанией, улучшила путинские параметры всего на несколько процентных пунктов. Но сразу после нее вторжение в Крым сотворило чудо. Через пять недель, к началу апреля 2014-го, доля доверяющих Путину достигла 80%, а не доверяющих — упала до 14%. И даже эти фантастические цифры преуменьшали эффект произошедшего. Потому что «безусловно доверяющих» стало 30%, а «безусловно не доверяющих» осталось только 4%, где-то недалеко от статистической погрешности. После не особо удачных кампаний 2012-2013 гг. против геев и иноагентов, а также за нравственность и за ксенофобию, Путин, наконец, достучался до сердец своих подданных. Имперская реконкиста оказалась неожиданно популярной. Конечно, великодержавные восторги были лишь восторгами телезрителей, которым теперь ежедневно показывали захватывающий сериал о покорении Крыма, а потом и Донбасса. Жертвовать собой ради реконкисты эти домашние державники в те дни явно не собирались. Но какими бы ни были эти проснувшиеся чувства, они быстро подавили все прочие их общественные эмоции. Державная утопия, как и в XX веке, оказалась неотразимой для россиян. А противорежимные настроения, еще недавно такие широкие, закончили свое существование как общероссийский феномен. НЕОБРАТИМЫЙ ГОД Первая российско-украинская война длилась год и закончилась в феврале 2015-го подписанием соглашений в Минске. Кроме Крыма, Украина де-факто потеряла часть Донецкой и Луганской областей, превращенных в российские протектораты. На семь лет российская экспансия притормозила. Время от времени даже возникали надежды на возвращение в довоенную эру. Но перемены, произошедшие в России за первый год борьбы с Украиной, обратного хода уже не имели. Опыт этой сравнительно короткой и не очень кровопролитной (со стороны РФ) войны должен был очень порадовать Путина. Тем более что взрыв имперских страстей не был очевиден заранее. Во-первых, народ РФ вовсе не заказывал своему вождю поход против Украины. Никаких низовых требований «вернуть Крым» вплоть до 23 февраля 2014-го в России не было и в помине. Но как только аннексия началась, широкая публика так рванулась к экранам, будто никогда никаких других сериалов не смотрела. Во-вторых, выяснилось, что в посткрымскую эпоху внедрить в массы мысль о желательности дальнейших вторжений очень легко. За март и апрель 2014-го доля назвавших желательным включение Донецка и Луганска в состав РФ выросла с 15% до 58% (тогдашние опросы Левада-центра). Россияне ловили сигналы пропаганды на лету. В-третьих, оказалось, что чиновные и коммерческие верхушки боятся Путина гораздо сильнее, чем убытков от ссоры с Западом. Настоящего разрыва с Европой и Америкой тогда, собственно, и не произошло, но его сильно опасались. Рассказывали, что отдельно взятые путинские друзья-магнаты умоляли его сыграть назад и, получив отказ, уходили мокрые от слез. Однако ничего похожего на бунт «элиты», не случилось. Тем более, что почти все отряды российской номенклатуры более или менее разделяли низовой восторг от державного реванша. В-четвертых, имперская реконкиста положила конец массовым политическим симпатиям к Украине. Еще в конце 2013-го сочувствие к революционным киевлянам было в РФ довольно широким и сливалось с домашними антиначальственными эмоциями. Крым с этим покончил. Теперь единственной проукраински настроенной группой стала либеральная интеллигенция Москвы и Петербурга, шельмуемая пропагандистами в качестве антинациональной силы. Путин предотвратил то, чего так опасался: в глазах подданных Украина не сделалась демократическим примером и укором его режиму. И в-пятых, опыт первой волны санкций (весна — лето 2014) показал, что экономика РФ довольно уверенно их преодолевает. Эти санкции были куда слабее, чем будущие санкции-2022, но доказанная их неудачей прочность путиномики могла бы уже тогда навести западных экспертов на выводы, которых они не сделали. По всем перечисленным причинам, Путин запомнил эту первую войну как крайне удачный проект, который надо продолжать и расширять. К тому же самому его толкали и личные страсти. ДАВНО ГОТОВЫЙ ЯЗЫЧЕСКИЙ КОМПЛЕКТ Все антиукраинские анекдоты, которые нынешний Путин повторяет при каждом случае, вплоть до свежего интервью Такеру Карлсону, были впервые рассказаны им еще в самом начале войны. Через месяц после крымской аннексии, 17 апреля 2014-го, на «прямой линии