утина будут вспоминать через 28 лет те, кто при нем родился, рос на «Маше и медведе» и песнях певицы Валерии, учился в бизнес-школе «Сколково» или в училище ВДВ, приглашал на свидания в «Пушкин» или в «Му-му», летал в Хургаду или на Мальдивы, покупал жилье в Химках или Хамовниках? Что будут вспоминать о нем среди смуты, кризиса, возврата нищеты и политических убийств в верхах — всего того, что почти неизбежно захлестнет страну после путинского застоя? Полузабытые уже сейчас поправки к Конституции? Или небывалые ни до, ни после нефтегазовые реки, гранитные берега? Невидимых монстров ФСБ, Роскомнадзора и центров «Э»? Или вполне осязаемые цифровой банкинг, повсеместный вай-фай и уплату налогов касанием айфона? Путешествия Навального из тюремного барака в ШИЗО? Или поездки на собянинском метро, самом быстрорастущем в Европе? Россия по Путину еще будет ностальгировать. Это немецким гражданам американцы и англичане (на время, повторим, оккупировавшие их страну) устраивали принудительные экскурсии по освобожденным концлагерям, показы кинохроники в школах, — и все равно лишь к поколению детей и внуков проигравших пришло осознание того, что за фронтовыми окопами и лагерными заборами творили их предки. Как и когда оно придет к нам, тем, которых поди оккупируй? И придет ли вообще? Для немцев по-настоящему поворотным стало лишь поколение бунтарского 1968-го. Моя собеседница в «Необыкновенном фашизме» Беттина Геринг, внучатая племянница гитлеровского рейхсмаршала, рассказывала, как, сбежав в те годы сначала от своей великогерманской родни, а затем вообще из затхлой ФРГ, она полжизни скиталась по странам Азии. Убегая от семейного прошлого, уже в конце 70-х Беттина угодила в индуистскую коммуну под Пуной. Там она завела роман с таким же искателем приключений, который был ее старше. В этом комьюнити каждый брал себе новое имя взамен настоящего. Но одним прекрасным утром, проснувшись возле девушки, ее любовник ненароком спросил, как на самом деле его подругу зовут. Она ответила: «Геринг», — и он не поверил своим ушам. Оказалось, в спальне с нею, родственницей человека, подписавшего тот самый документ «об окончательном решении еврейского вопроса», лежал бывший узник Освенцима, один из немногих уцелевших в этом аду. «Я была в оцепенении, — годы спустя признавалась мне растерянно фрау Геринг. — Понимаете, я ведь вообще никогда не видела прежде евреев. У нас в Германии их тогда больше не осталось. Они… мм… закончились». Пути этой пары впоследствии разошлись, но долгие десятилетия они продолжали дружить. Вообразимо ли такое через двадцать-тридцать лет между детьми российских генералов и потомками их жертв, от Одессы до Ирпеня? Я не уверен. Новый этап осмысления собственного, уже семейного прошлого для Германии начался лет десять назад — стало уходить последнее поколение солдат Третьего рейха. На чердаках и в подвалах частных домов их дети и внуки один за другим обнаруживали запечатанные конверты и ящики с пожелтевшими документами, снимками, письмами с фронта — со всем тем, о чем при жизни усопшим вспоминать было неловко. Так, в Вольфенбюттеле я познакомился с Петером Викке, сыном местного пастора, после войны служившего в городской кирхе, а до этого — в вермахте, под Ленинградом, когда тот был в блокаде. Собственноручно Викке-старший никого, кажется, не убивал. Военных преступлений не совершал. Но сын пришел в ужас уже от того спокойствия, с которым отец писал в запылившихся весточках с фронта о бесперебойных поставках шоколада и отменного табака, а еще о приятных глазу зимних пейзажах под Ленинградом. О картинках в 1942-м на улицах самого Ленинграда отец, по убеждению Викке-младшего, также не мог не знать. Обнаружив эту связку писем в подвале родительского дома, он сам не раз слетал в Петербург, а по возвращении в родной городок написал книгу — о неприглядных деталях из биографии местного пастора Викке, малоизвестных доселе его землякам. Возможны ли будут такие мемуары, такие попытки вникнуть в свою же историю в исполнении детей или внуков участников нынешней «спецоперации»? Я не знаю. Шесть лет назад я был в Юсюкане — это японский военный музей, примыкающий к знаменитому Ясукуни — главному в стране военному храму. Если вообще ничего не слышать до этого о Второй мировой, то, посетив Юсюкан, приходишь к простым выводам. Война в Европе была слабым отголоском на фоне справедливого стремления храбрых японских воинов предупредить агрессию Китая и покарать врага. Вот, посмотрите только: не имевшее в мире аналогов оружие, которым Япония до последнего билась с ним. А вот героические камикадзе: на самолетах, с бомбами или с морскими торпедами. И ведь как хорошо взлететь на воздух за родину, уважаемые гости музея. В самом храме меж тем, как святых, среди прочего, почитают японских военных преступников, осужденных и казненных по завершении войны. Отчего так произошло: в силу глубинной японской истории, травм Хиросимы и Нагасаки или из-за Корейской войны с участием СССР, когда США стало уже не до перевоспитания самураев, — это отдельная тема. Но помню, что на выходе из комплекса испытывал сложную гамму чувств, от изумления до гнева. Хотя ничего уникального ведь в такой историографии нет. Больше того, как выразился еще один мой собеседник в «Необыкновенном фашизме», политолог Александр Морозов, в мире вообще огромное число стран, в которых не прижилась не то что критическая, а какая бы то ни было историческая память. Поколение за поколением на их земле просто продолжается органическое перерождение. Живет ведь Африка после кровопролитных междоусобиц и войн друг с другом, будто и не было их (кейс Руанды — не в счет). Живет Средняя Азия. Живет Индокитай. И миллионы подданных Камбоджи тоскуют по мифическому Полу Поту — не людоеду, что сгноил их предков, а родному отцу, мудрому и заботливому. Так наряду с кхмерами и в далекой России верят в доброго волшебника Иосифа. Возможно, ответственность за прошлое, сомнения в себе, способность взглянуть на самих себя со стороны — главные родовые черты Европы в ее новейшей истории. Если так, тогда все логично: в очередной раз, разрывая связь со Старым Светом, моя родная страна выбирает то самое «органическое перерождение». И я не знаю, как ее разбудить.",Константин Гольденцвайг: После фашизма - ЭХО,https://echofm.online/statya-dnya/konstantin-goldenczvajg-posle-fashizma,2023-04-22 03:02:01 -0400